Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

— Не… типа… такие… в общем, я как-то… — я запнулся, понимая, что здесь этот фильм вряд ли кто смотрел. — Читал одну историю. Про Африку.

Африка в мире имелась, это я знаю точно — видел на глобусе. Да и проходили мы её в рамках ускоренного курса географии.

— Там львы водятся. И вот пара львов начали на людей нападать. Те дорогу строили.

— Британцы, небось.

— Ну да…

— Они в Африке крепко обжились, — кивнул Метелька. — Королевское коммерческое общество. Но на самом деле за ними инквизиция стоит.

— Может и так. Но это не про инквизицию. Это про львов. Они приходили и убивали рабочих. А потом и не только рабочих. На них охотились по-всякому, но они оказывались хитрее и умнее охотников.

— Это потому что непростые…

Щупальца всё же щёлкнули кота по клюву, и тот отступил, нервно дёрнув хвостом.

— Шаманы их призвали. Там шаманов — тьма. Они и не дают бриттам совсем всех подмять, — Метелька сделал свой вывод. — Но красиво… Призрак и Тьма.

Тьма отозвалась.

— Покажи, — прозвучало в голове просительно.

Оба. Выходит, что у кого-то голос прорезался?

Покажу. Мне не жаль. Вытаскиваю воспоминания, хотя и смутные. И ловлю отклик. Тьме нравится. Жижа приходит в движение, превращаясь в льва. Только маленького, такого вот, в половину грифоньего Призрака. Но очень и очень плотного.

Тот обиженно фыркает и отворачивается. Правда, тотчас поворачивается через другое плечо. И я чувствую… не знаю, связь? Будто искра между ними двумя. И вот уже снова поворот.

Кружение. Такое, уже лишённое агрессии, скорее уже красуются друг перед другом.

— Это… — хриплый голос отвлекает. — Их две?

— Две, — я поворачиваюсь к братцу, который не пытается освободиться, но лежит смирно, разве что чуть плечами поводит.

— А так бывает?

— Сам фигею.

— Ты кто?

— Савка. Савелий Громов.

— Слышал, — он всё-таки ёрзает. — Михаил. Воротынцев.

— Не-а, — говорю. — Не угадал.

— В смысле?

— Громов ты. Вроде как, — я внимательно разглядываю его. А он так же внимательно — меня. И наверное, мы со стороны выглядим аккурат как эти вот тени.

— Нет.

— Да. Братец мне. По папеньке. Честно говоря, та ещё скотина, но род приумножил, это точно. Можно сказать, трудился, кой-чего не покладая.

Он чуть морщится и снова ёрзает.

— Не развяжешь?

— Пока нет. Извини. Я тебя в первый раз в жизни вижу, так что пока не обзнакомимся, полежи.

— Ладно, — легко соглашается Михаил. — Понимаю. Что… произошло?

— Хрень полная.

— Это я уже догадался.

А ведь на Сергея Воротынцева совершенно не похож. То ли китаец, то ли бурят, то ли вообще эскимос. Я в этом не особо разбираюсь, главное, что рожа его близко не европейского формата. Вон, круглая, что блин. Кожа тёмная, но это может освещение такое. Или вымазался, когда тащили? Мы его не особо старались не мазать…

Главное, что морда круглая, прям под циркуль выведенная, глаза узкие, такие, что щёлочки. И волос тёмный, топорщится.

На Громовых, кстати, похож не больше, чем на Воротынцевых. А вот развязывать придётся, потому что… ну не справлюсь я сам. Даже с Метелькой не справлюсь.

— Твой… братец, который Серега, решил воспользоваться случаем и вырезать всех Громовых. Точнее в жертву принести. И у него почти получилось.

— Почти?

— Умер в процессе.

— Отчего?

— Надорвался. Жертвы ныне больно неподатливые.

— Это да, — Михаил хохотнул. — Вот, значит… ты не будешь против, если я сяду? Клянусь силой, что не причиню тебе вреда.

— Мне?

— Всем вам, — поправился он и снова поморщился. — Тень…

— У тебя есть?

Кивок.

— Большая?

— Не особо. Не получается поладить. Она… непослушная. А у меня характера нет нормально надавить.

Это как тот придурок?

— А не надо давить, — я свистнул и обе тени обернулись. А потом подлетели, и Призрак попытался просунуть башку под руку, громко курлыкая. И клянусь, тем пытался показать, кто в этом гареме любимая жена. Тьма раздулась и зафыркала.

Но тоже приблизилась. Осторожненько так, бочком.

— Метелька, развяжи его.

— Уверен? — нож Метелька вытащил, но по виду было понятно, что с куда большею охотой он перерезал бы горло, а не веревки.

Не уверен.

Но клятвы такие не нарушить без последствий. Да и… выбора нет. Освобождать его рано или поздно придётся. И помощь понадобится.

— Твой…

— Мой, — отвечаю, перебивая. И теней дёргаю. Раз познакомились, то пусть сидят внутри, не отвлекая внимание.

Михаил долго трёт запястья. Потом оборачивается.

— А…

— Дед умер.

— Я не виноват.

— Был бы виноват, я б с тобой не возился.

Злится на него не выходит. Если подумать, то мы все тут круто подставились. Поэтому и спрашиваю.

— Кто придумал эту помолвку?

— Я.

— Уверен?

— Я уже ни в чём не уверен, — он потянулся. — Позволишь? Я гляну… я не целитель, но кое-чему мать научила. Она из олёкма.

Кто это, я не знаю. Но Метелька, который ко мне перекатился, шепчет:

— Шаман…

— Ведунья, — поправляет Михаил. — Женщины не могут быть шаманами. Но и ей многое было открыто.

— Не понял. А как тогда она Воротынцева?

Что-то опять не складывается. Вот не похож свежепокойный Сергей Воротынцев на человека, в роду которого отметились шаманы.

— Она не родная дочь. Её приняли в род. Давно. Когда был жив Илья. Он и привёл. Назвал сестрой. И кровь смешал. Ещё там, на Севере.

Значит, всё-таки чукча.

Брат-чукча. Мечта…

— Долг жизни. Он забрал её. Увёз.

То есть этот тоже ныне покойный Илья Воротынцев побывал на местном Севере, откуда привёз узкоглазую шаманку, назвав её сестрой? А папенька деву соблазнил. Интересно, ему оно для чего надо было? Любовь? На экзотику потянуло? Или очередной эксперимент ставил?

— Воротынцевы приняли?

— Не буду врать, что как родную, — он криво усмехнулся. — Но… да. Он подарил дом.

А по ходу, в отличие от младшенького, Илья Воротынцев был неплохим парнем. Клятва клятвой, но девицу чукотскую не кинул.

— И деньги оставил. И мужа нашли… хотя теперь понятно.

— Что понятно?

— Почему в роду отца нам не нашлось места. Я думал из-за того, что мама другая, но… — он склонился над Татьяной. — Выходит, что это не род отца.

— Вообще проверить бы надо, — озвучил я сомнения. — Разговоры разговорами, но мало ли… так вот на слово верить… тут есть способы?

— Есть. Проверим.

Вот это мне нравится. И никаких тебе воплей «да быть того не может» с выдиранием волос в особо нежных местах.

— Если нет, то я от своего слова не откажусь, — он чуть хмурится. — Что у неё с руками?

— Ожог.

А какой степени — понятия не имею.

— Она ту хрень держала, там раскалилось всё. В общем… мы