Самый опасный человек Японии - Александр Накул

— И где же ты работаешь, что тебе нужны волосы?

— Я служу в театре.

— И кем же ты там служишь?

— Я участвую в подготовке театральных представлений. — Лицо Юкио оставалась всё таким же бесстрастным.

— Девичьи роли, что ли, играешь? — недоверчиво осведомился полицейский.

— Нет. У нас театр государственный, с этим всё строго. Согласно уставу военного времени, все оннагата постриглись коротко и запаслись париками.

— И чем же ты тогда занимаешься в театре?

— Выполняю поручения, защищённые профессиональной тайной.

— В таком случае скажи-ка мне, раз ты так хорошо разбираешься в тайнах, ты, может быть, что-нибудь знаешь про организацию, которая называется Стальная Хризантема?

Кимитакэ вдруг ощутил, что руки и ноги словно ослабели. Даже если бы выпал шанс бежать — он понимал, что уже не сможет.

Этот человек, конечно, знал слишком мало. И всё равно им грозило разоблачение. Как всегда — опасная помеха прямо на подступах к главным свершениям.

Стальная Хризантема, при всей её секретности, никакая не организация. Насколько он сам понимал, это был скорее проект. Проект, детали которого не положено знать даже его участникам и исполнителям. Причём начали этот проект ещё до войны те самые люди, которые состояли в загадочном обществе Зелёного Дракона. И уже потом его взяла в разработку какая-то группировка из тех, что находятся сейчас у власти.

Это были, конечно, люди слишком серьёзные, чтобы принять к себе даже Окаву Сюмэя с его завиральными идеями объединения народов Азии, не говоря о совсем буйных магических монахах вроде Киты Икки. Но вполне умели использовать их в своих интересах… Сами они оставались в тени — прямо как тот доктор, что изучал обезьян Маньчжурии. Поэтому, скорее всего, не пострадают, даже если враг разбомбит Токио в пепел.

А вот рядовые исполнители вроде него или Юкио пострадать могут. Потому что это часть их работы…

Одним словом, командир патруля знал пока совсем немного. Но всё равно знал достаточно, чтобы мог создать серьёзные неприятности.

— Стальная Хризантема? Я мог где-то слышать это название, — не моргнув глазом, ответил Юкио. Несмотря ни на что, он, похоже, знал, что делает.

— Я тоже много чего бы мог, если бы не устав и уголовный кодекс. Ты на вопрос отвечай. Что тебе известно о Стальной Хризантеме?

— Мне надо кое-что уточнить…

Юкио поднял свой фонарь — надо же, он успел прихватить его из комнаты девочек, а теперь потихонечку снова зажёг. Посветил на лицо уроженца Хоккайдо справа, потом слева, задумчиво почесал нос — и только после этого убрал фонарь обратно. И решительно заявил:

— Для вашей же безопасности и счастья, в вашем положении следует верить, что никакой Стальной Хризантемы и в помине не существует. А вы сами просто ослышались.

Командир патруля что-то ответил, но его голос растворился в далёком гудке. Над лесом показался едва различимый на фоне неба столб дыма. А потом показались и три жёлтых огонька. Они едва заметно, но приближались.

Наконец они приблизились достаточно, чтобы осветить лицо командира патруля. Внешне непроницаемое, оно скрывало борьбу.

С одной стороны, ребята были подозрительные. В этом был призрачный, но шанс на то, что он действительно поймает кого-то важного. И может быть, даже получит повышение.

С другой стороны, ребята были из самой престижной — а значит, и самой опасной — школы Японии. Как будто мало ему проблем с обоснованием задержания, составлением отчёта, кучей побочных дел, которые неизбежно всплывут. Надо будет проследить даже за камерой, куда их поместят, а может даже и вовсе потребовать содержать их раздельно… Хотя куда их запихнёшь, у нас же не бесконечное количество камер. Одним словом, арестовать — это ещё большая морока, чем отыскать.

И к тому же это означало кучу проблем с их родителями. Как бы вообще со службы за такое не вылететь!

И насколько же проще сказать, что никого подозрительного не нашёл! Тем более что, скорее всего, так и есть.

Поезд замер, с лязгом распахнулись чёрные провалы дверей. Кимитакэ вспомнил, что по случаю войны свет в вагонах не включали. Горели лишь огни локомотива.

И командир патруля принял решение.

Он шагнул в сторону, словно хотел показать, что предпочитает держаться подальше от этого грязного дела, и произнёс:

— Ладно, езжайте ко всем чертям, куда вам всем так сильно надо.

И на его глазах три подростка исчезли в темноте вагона — всего за мгновение до того, как двери захлопнулись и поезд тронулся.

* * *

Когда они всё-таки прибыли в Камакуру, над городом уже висела пасмурная летняя ночь и разглядеть хоть что-то было невозможно. Кимитакэ вышел на платформу и вдруг ощутил, что смертельно устал. А ещё — что понятия не имеет, куда идти дальше.

Сил хватило только на то, чтобы взять из корзинки перед запертой билетной кассой кое-как отпечатанный бесплатный путеводитель по городу.

К счастью, Юкио знал, что делать. И сразу потащил их мимо заколоченных по случаю войны сувенирных лавочек куда-то в лабиринт ароматных улиц, где удивительно быстро отыскал гостиницу для свиданий, где не спрашивали документов и не задавали вопросов. Деньги полагалось совать в едва заметное окошечко, откуда пахло лавандой. Через минут пять из окошечка вывалился ключ с номером.

Потом все трое вскарабкались на третий этаж, заперлись в комнатке и с облегчением заснули вповалку на полу, даже не раздеваясь.

Такое ощущение, он происходил не из Нары, а из Камакуры. В принципе она тоже годилась на роль старой столицы и даже порт здесь был — хотя бомбардировок вроде бы и не было. А про Нару заговорил, просто чтобы сохранить за собой право на забавный кансайский выговор, в котором до сих пор ощущается пряный привкус юмора времён Ихары Сайкаку.

Наутро они проснулись с ноющими спинами, но ясными головами. Ёко распахнула окно, и они увидели, что что-то поломалось в летней погоде — вместо ясного неба над городом нависло тяжёлое пасмурное небо. В тяжёлом морском воздухе уже поблёскивали первые капельки.

Но даже в такой день Камакура была великолепна. С трёх сторон её обступали горы, а с четвёртой расстилалось море. Над одно-двухэтажной застройкой тут и там зеленели сады, что окружали изысканные древние храмы. По правую руку возвышался холм, где парк был настолько древним, что напоминал лес, из которого они приехали.

И при этом Камакура была очень тихим городом. В таком хочется жить да жить.

Умывшись из одного тазика на