Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

— Невероятно, — сказал я. — Вы знаете, насколько высок он был?

Последовала неловкая пауза.

— Нет, — скучающе ответил Файязи. — Не знаем. Итак. Что бы вы хотели увидеть в первую очередь?

Я изучал ее. Глаза холодные, настороженные. Уверенные.

Я вспомнил единственный наказ Аны: Все, что тебе нужно сделать, парень, это добраться до их птичника и поискать там что-нибудь полезное. И все же я чувствовал, что требование показать логово ястребов сейчас вызовет подозрения.

Я сказал себе — подожди. Ослабь ее уверенность в себе. Такая возможность может представиться достаточно скоро.

Я прочистил горло:

— Покажите мне, где он умер, пожалуйста.

СВИТА ФАЙЯЗИ ПРОВЕЛА меня по обширным сводчатым коридорам, стены которых были сделаны из настолько прочного фретвайна, что от них мог отскочить снаряд бомбарды. Файязи шла впереди по этим зияющим пространствам, словно бледный призрак, бродящий по каким-то руинам, а я следовал за ней, все время нюхая свой флакон. Слышался лишь лязг и скрежет доспехов ее телохранителей.

Стены были покрыты длинными шелковыми гобеленами, которые тянулись по всей длине здания. Время от времени из какого-нибудь скрытого окна вырывалось копье дневного света, освещая шелковый гобелен, мерцающего воина с копьем на нем и возвышающееся над ним существо, покрытое хитином и истекающее слюной.

— Мои предки, — сказала она, махнув в сторону гобелена. — Моя родословная запечатлена там на шелке. Запечатлитель может все объяснить, если вам интересно.

Пока мы шли, я оглядывался по сторонам. Отчасти для того, чтобы запечатлеть все это в своей памяти, а отчасти для того, чтобы определить выходы и входы из этого странного пространства на случай, если случится самое худшее.

Файязи провела меня по боковому проходу, ведущему к винтовой лестнице, и там мы поднимались все выше и выше, освещенные светом витражей, кружащихся вокруг нас, пока не добрались до четвертого этажа. Мы прошли по другому коридору, но Файязи остановилась перед высокой дверью из каменного дерева, внезапно заволновавшись.

— Это лежит там, — тихо сказала она. — Я не могу смотреть на это снова.

Никто из ее свиты не предложил мне открыть дверь. Я подошел, взялся за ручку и открыл ее.

Внутри было темно, но запах застарелой крови был невыносимым. Я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и тогда, наконец, увидел одну из самых величественных комнат, которые я когда-либо видел в своей жизни: огромное, просторное помещение, заваленное сокровищами и нарядами, — и все же казалось, что все это меркнет перед изогнутым, высоченным наростом, выступающим из пола и потолка комнаты.

Я осторожно подошел к нему, но теперь мне был знаком внешний вид яблонетравы: извилистые корни, густые переплетения листьев и едва уловимый, приторный запах цветов. Как и в Даретане, побеги пробились сквозь потолок и вгрызлись в деревянный пол, который потемнел вокруг них и покрылся пятнами. Тут и там я видел обломки дерева и клочки темного мха. Я предположил, что яблонетрава расцвела из старого Кайги Хаза, пока он отдыхал в постели, ее корни проели простыни и мох, а затем и пол под ним; потом она ударила вверх, пробив потолок.

Через открытую дверь донесся голос Файязи:

— Мы не можем убрать дерево. Оно проникло в саму структуру дома. Убрать его означало бы полностью разрушить комнату.

Я спросил ее, как все это произошло, и, стоя в дверях, она рассказала мне все подробно: ранним утром седьмого числа ее отец мирно спал, но затем, незадолго до восхода солнца, он проснулся и начал звать на помощь, говоря, что ему ужасно больно. Его слуги прибыли как раз вовремя, чтобы стать свидетелями неизбежной смерти: дрожащий столб зелени, вырывающийся из-под его левой ключицы, рос, пока сам мужчина не был съеден заживо. Точно так же, как и коммандер Блас.

Я понюхал мятный флакон и оглядел комнату, запечатлевая ее в своей памяти. Книги, шелка, гобелены и картины окружали меня повсюду, но также и множество бочонков с вином, и множество серебряных кувшинов. Один из них сверкнул на меня, инкрустированный изумрудами и украшенный символом Хаза: одиноким пером, торчащим между двумя деревьями.

Я вернулся к двери. Файязи пристально посмотрела на меня. «Вы нашли что-нибудь, сигнум?» — спросила она.

— Я увидел много чего, мэм, — сказал я, — но пока не знаю, имеет ли это какое-то значение.

Что-то в ее лице странно дрогнуло.

— Он не позвал меня, знаете ли.

— Прошу прощения?

— Когда он умер. Когда ему было больно. Он позвонил своим слугам, но... не позвал меня. Я понятия не имела, что это вообще произошло, пока не проснулась. Они все дали мне спокойно поспать, и только проснувшись, я окунулась в этот кошмар. Возможно... возможно, все это все еще дурной сон.

Аксиом потянулась и взяла Файязи за руку.

— Не говорите так, госпожа, — сказала она. — Он был нездоров. — Она бросила на меня такой взгляд, словно я спровоцировал ее госпожу на эти слова. — Такая смерть ничему не научит вас, госпожа.

Файязи кивнула, ее лицо разгладилось и снова стало непроницаемым. «Что дальше, сигнум?» — спросила она.

— Покажите мне, пожалуйста, где он мылся, — попросил я.

Меня провели по коридору и вывели на парапет главного здания, где нас ждала высокая баня. Пока мы приближались, я разглядывал ее, обращая внимание на толстые трубы из побег-соломы, проходящие по стенам главного здания, по которым откуда-то сверху поступала вода. Я догадался, что на крыше установлен резервуар.

Но самое примечательное, что вся баня была построена из папоротниковых панелей. По моим подсчетам, их было более двадцати. И все белые и чистые, как снег.

Охранники Файязи открыли дверь в баню, и я вошел. В помещении доминировало сложное устройство для купания, сделанное из медных и бронзовых труб. Горячая вода, по моим расчетам, подавалась сверху, а затем распределялась через набор по множество высоких кранов, расположенных по кругу. Управляла всеми кранами одна маленькая рукоятка: когда кто-то поворачивал ее, аппарат подавал воду через краны, чтобы она лилась дождем на огромную круглую ванну, облицованную белой плиткой.

— Он называл это парилкой, — сказала Файязи, стоя в дверях. — Это то, что успокаивало его суставы. У него было много прививок, чтобы справиться с возрастом, — их применяли с помощью ужасной процедуры, вставляли в кости бедер, — но он всегда говорил, что больше всего помогает горячая вода.

Я задумчиво дотронулся до одной из бронзовых