Башня. Новый Ковчег 6 - Евгения Букреева

— Тигрёнок мой…

Юра затрясся.

— …господин генерал, — голос майора доносился как сквозь вату. — Господин генерал. Я жду дальнейших указаний.

Все от него чего-то ждали. Верховный, жена, дочь, мёртвая любовница, жаба — порождение ночных кошмаров… теперь вот Худяков.

Что-то надо было говорить, только вот что, Юра не знал. Поэтому и задал бестолковый вопрос, понимая, что просто тянет время.

— Майор, кто ещё знает о том, что происходит на нижних этажах? Вы кому-то докладывали об этом?

— По протоколу я обязан прежде всего доложить вам, — сухо ответил Худяков. — Васильев, начальник станции, кажется, пытался дозвониться до Верховного, но безуспешно. Из других командиров о ситуации в курсе только Островский. Но у него нет полномочий снимать своих людей без вашего разрешения. А люди мне нужны. Иначе станцию не удержать.

Островский… Сева, лучший друг…

Жаба, тяжело ворочаясь, взгромоздилась на грудь. Стало нечем дышать.

Лучший, единственный друг и не предупредил. Знал и ничего не сказал. А, может, он тоже снюхался с Долининым? Сева мог…

— Мне нужны люди, господин генерал, — опять повторил Худяков. — Как минимум сто, лучше двести человек, и ещё боеприпасы. Они тоже на исходе. Двух отрядов, которые движутся ко мне, недостаточно. И кроме того, нужно послать кого-то в места предполагаемого нахождения Долинина. Если лишить повстанцев командира, их можно будет уговорить сложить оружие. Иначе мы тут просто перестреляем друг друга к чёртовой матери.

Голос майора в трубке смолк. Несколько секунд стояла тишина — вероятно Худяков ждал реакции. Не дождался и снова заговорил:

— Если нам выделят подкрепление, то я могу послать те два отряда, что сейчас движутся ко мне на станцию, на ликвидацию штаба противника и в притон. Долинин вряд ли этого ожидает. Можно попытаться захватить их врасплох. Так мы переломим ситуацию в нашу пользу.

— Х-хорошая идея, — булькнул Юра.

На самом деле он понятия не имел, хорошая это идея или нет. Он плохо представлял себе, что предлагает Худяков, не вникал и не желал ни во что вникать. Пусть делают, что хотят — сражаются, стреляют, убивают… всё, что хотят…

— Так мне ждать от вас подкрепления? — Худяков продолжал гнуть свою линию. — Если вы обещаете мне людей, мы продержимся. А те два отряда пойдут в притон и на семьдесят второй. Господин генерал, нам ждать подкрепления?

— Ждите, — Юра поднёс руку к лицу и рукавом вытер проступивший на лбу пот. — Будет подкрепление. Через полчаса. Ждите.

Он соврал.

Никакого подкрепления не будет. Ни через полчаса, ни через час. Нет никакого подкрепления. Никого нет. Он один. Совершенно один.

— И даже Сева…, — Юра шмыгнул носом, чувствуя, как к горлу подкатывают рыдания. — Даже Севка, друг… и тот… Предал… у-у-у, все предали…

Рыдания всё же прорвались наружу. Юра сидел, размазывая кулаками слёзы, раскачиваясь из стороны в сторону, и глухо, утробно выл. Он оплакивал свою жизнь, разбившуюся дружбу, проданную любовь, купленные погоны и благополучие, оплакивал и обвинял всех вокруг — Севку Островского, Наталью, Серёжу, мягонькую Ксюшу…, всех Ксюш, что были в его жизни, — забывая, что продавал и предавал он сам. За пыльный антиквариат чужой квартиры, за блестящие звёздочки и толстый портфель, за удобное кресло, за дорогую сорочку, за жирную отбивную, за бокал коньяка…

— Я один, совсем один, — Юра уткнул лицо в ладони и жалобно всхлипнул.

— Нет, тигрёнок. Нет, — нежный голос робко прорвался сквозь болезненные мысли. — Ты не один. Ты со мной. С нами. Тигрёнок.

Юра медленно отнял руки от лица.

Она стояла напротив. Другая. Не такая, что мучила его последние несколько недель. Не было этого дурацкого розового белья, бюстгальтера с постоянно спадающей бретелькой. Не было багровых пятен, выпученных глаз, чёрного мёртвого рта. Не было душного запаха сирени. Кошмар исчез. Осталась только Ксюша. Его Ксюша. Милая, мягкая, с завитушками светлых волос над чистым, высоким лбом. В белом подвенечном платье и серебристо-прозрачной фате.

— Пойдём, тигрёнок, — она протянула ему руку.

Мир покачнулся.

И вместе с миром качнулся и поплыл над головой тяжёлый, чугунный крюк…

* * *

— У себя? — майор Бублик мотнул круглой перебинтованной головой в сторону кабинета Рябинина и уточнил. — Спят?

Селятин не знал точно, спит сейчас генерал или нет. Минут пятнадцать назад, ещё до того, как Руслану позвонил Островский, из кабинета доносился голос Рябинина: по всей видимости, тот разговаривал с кем-то по телефону, а может и сам с собой — к такому за последнее время Руслан тоже привык, генерал ещё не допился до белой горячки, но ему до неё оставалось совсем чуть-чуть.

Впрочем, чуть-чуть оставалось до всего.

Руслан Селятин со странным отстранением наблюдал, как всё вокруг стремительно движется к краху. Новые порядки неумолимо вторгались в жизнь, а армия, призванная эти порядки поддерживать, разлагалась прямо на глазах. Казалось, триггером стала смерть генерала Ледовского, но это была лишь видимость: Алексей Игнатьевич лучше, чем кто-либо другой понимал свою невечность и готовил себе достойную замену. Оба его потенциальных преемника, и Долинин, и Островский, были хороши. Оба обладали нужными качествами. Оба были честолюбивы и амбициозны, но ни один из них не принёс бы в жертву своему честолюбию то, что они ценили больше жизни: армию и честь. Да, оба они годились на должность генерала, и оба так и остались полковниками. А генералом стал Рябинин. И жизнь, к которой Руслан привык, пошла под откос.

Долинин исчез, а вскоре был объявлен предателем. Рябинин почти не просыхал. К власти рвался выскочивший ниоткуда карьерист Караев, пёр напролом, и вместе с ним наверх поднимался всякий мусор. А Островского разжаловали в патрульно-постовую службу.

Формально это, конечно, выглядело как кадровый перевод, но все вокруг всё понимали. Да и сам Севка тоже понимал и, может, даже лучше, чем кто-либо другой. Руслан видел, как замкнулся, ожесточился его зять, и в светло-голубых Севкиных глазах, казалось, навсегда поселилась несвойственная ему злость и то, что было куда как хуже злости — равнодушие. А гори оно все огнём — отчётливо читалось на лице Севы Островского, и это было страшно.

И вот Островский только что ему позвонил. Почти ничего не объяснял, просто спросил, доверяет ли он ему? С ним ли он? И Руслан коротко ответил: да. Потому что это был прежний Севка. И ещё — потому что Руслан подсознательно ждал чего-то похожего последние несколько дней.

— Да чёрт его знает, спит он или нет, — Селятин на вопрос Бублика только пожал плечами. — Недавно гундосил чего-то, то ли по телефону с кем