Предатель - Энтони Райан

увидел, что он искренне напуган. Я знал, что боится он не за себя, поскольку сомневался, что такое вообще возможно. После смерти Томаса от него осталась только горюющая оболочка человека. А теперь, по всей видимости, он нашёл других, достойных его защиты.

— Я хотел бы поговорить с королём, милорд, — сказал я, формально склонив голову. — Если вы позволите.

Хотя лицо Элберта и продолжало подёргиваться, сам он не сдвинулся с места, держа меч настолько прямо, насколько это возможно для рыцаря его умения и силы. Тем не менее, когда его глаза встретились с моими, я увидел в них проблеск понимания.

— Если ты здесь не ради крови, — проговорил он, — тогда ради чего?

— Чтобы сдержать своё слово, — ответил я, отходя в сторону, и направился к святилищу.

Я знал, что он может рубануть меня в любой миг, и ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это. И всё же он не поднял на меня свой клинок, а только двигался рядом, не опуская меч, пока я не подошёл на несколько футов к принцессе Леаноре и детям.

— Ваше королевское величество, — сказал я, опускаясь на одно колено и обращаясь к мальчику-королю. — Я пришёл, чтобы исполнить свою клятву, данную Короне и Ковенанту, и смиренно прошу вас принять мою службу.

Сказав это, я поднял меч в ножнах над головой.

— Писарь, что это такое? — спросила Леанора. — Ты с нами играешь? Неужели ты настолько жесток?

— Если бы у нас было время на объяснения, ваше величество.

Я посмотрел на неё, встретившись с ней взглядом, надеясь, что она увидит в моих глазах серьёзные намерения. По одежде и манерам поведения она больше не напоминала принцессу, правившую всем королевством. На ней было простое платье из коричневой шерсти и обёрнутая вокруг корсажа шаль. Во взлохмаченных волосах я впервые увидел седые пряди. Просто женщина, которая боялась за свою жизнь и жизни детей, которых она притянула к себе.

— Но у нас его нет, — продолжал я. — Достаточно сказать, что моя преданность больше не связана с лжемученицей Эвадиной Курлайн, и у меня есть шрамы, подтверждающие это. Я предлагаю себя и свою роту делу короля. А ещё я принёс предупреждение, что наши враги уже близко, и мы должны немедленно покинуть это место.

Леанора просто озадаченно и испуганно смотрела на меня, а вот её сын такой сдержанностью не отличался.

— Твои услуги нежеланны и о них тебя не просили, предатель, — сказал он мне, властно вскинув подбородок. — Я не стану иметь ничего общего с перебежчиками-керлами…

— Ой, Альфрик, заткнись! — Это резко высказанное указание исходило не от матери мальчика-короля, а от его невесты. Леди Дюсинда вывернулась из рук Леаноры и подскочила ко мне. — Он приятный человек, — сказала она и прижала губы к моей щеке. — Ведь ты знаешь, он меня спас. Тётя, ты же сама говорила, — добавила она и вызывающе надула губы, обернувшись к Леаноре.

— Моё сердце радуется при виде вас, миледи, — сказал я девочке, отчего у неё вспыхнули щёки.

— Прочь от него! — прошипел её страж, выходя вперёд, взял её за руку и потащил назад. До сих пор я думал, что отношение Леаноры к девочке основано по большей части на корысти. Но то, как она присела, чтобы прижать Дюсинду к груди, свидетельствовало о глубокой и искренней привязанности.

— Ваше величество… — начал я, изо всех сил пытаясь подобрать слова, которые могли бы преодолеть её оправданное предубеждение, но настойчивый крик Тайлера прервал дальнейшие разговоры:

— Капитан!

Обернувшись, я увидел, что он указывает на затуманенные тростниковые заросли за дамбой. Я ничего не увидел, но вскоре услышал приглушённые всплески и фырканье, говорившее о верховой группе, пробиравшейся по болотам.

— Времени бежать уже нет, — сказал я. Поднявшись, я застегнул меч на поясе и взглянул на Элберта. — Полагаю, нет надежды, что у вас там спряталась рота королевских солдат?

Элберт прищурился, посмотрев сначала на меня, а потом на невидимого в тумане врага.

— Последние мои рыцари похоронены вон там, — ответил он, дёрнув головой в сторону загона для скота. Его лоб нахмурился от неприятных расчётов, и, наконец, я увидел, что он принял решение и опустил свой меч.

— Сколько? — спросил он.

— Больше, чем у нас. — Я кивнул на Леанору с детьми. — Лучше вам оставаться с ними.

Я пошёл прочь, не дожидаясь ответа, и крикнул Десмене:

— Если хочешь сбежать, то сейчас самое время. Если нет, то мне понадобятся твои лучники.

Я ожидал увидеть, как из тумана на дальней стороне дамбы выходит хмурая, мстительная просящая Ильдетта. Поэтому при виде капитана Офилы Барроу на меня нахлынуло разочарование и сожаление.

— Писарь, — сказала она, останавливая лошадь. Она говорила с обычной грубостью, а тяжёлые брови поднялись, указывая на то, что ей такой исход нравится не больше, чем мне. Позади неё останавливали лошадей всадники в тёмных доспехах Восходящего войска, и это меня огорчало ещё сильнее. Я узнал среди них несколько лиц — с одними я сражался бок о бок, другие ездили с Уилхемом. Он сидел на лошади рядом с остальными из Свободной роты, расположившейся на приличном расстоянии от дамбы. Глядя, как на его лице промелькнула тоска при виде бывших товарищей, я понадеялся, что он сможет найти в себе решимость сразиться с ними. Отряда Десмены не было видно, отчего разница в нашей численности ещё сильнее бросалась в глаза. И всё же, отвечая на приветствие Офилы, я не проявил никакой неуверенности.

— Капитан. Чувствую, мне не хватает слов, чтобы полностью передать, как мне жаль видеть вас здесь.

— И при этом вы всё равно говорите десяток слов там, где хватило бы одного, да? — На её широком, обветренном лице появилась скупая улыбка. Я в ответ не улыбнулся.

— Я-то думал, вам чужды убийства, — сказал я. — На самом деле даже убийства детей. Как я понимаю, это вы сожгли Бугор?

Офила напряглась, стиснув зубы.

— Я выполняла распоряжение королевы. Как и поклялась. Как поклялись и вы, милорд.

— Клятва не обязывает меня совершить убийство, особенно клятва, данная лжемученице. В каких свитках написано, что можно санкционировать резню невинных?

Лицо капитана помрачнело, а от солдат за её спиной донёсся сердитый шум. Мечи со скрежетом покидали ножны. Любая слабая надежда, которую я питал на то, что прошлое товарищество заставит их остановиться, быстро угасла перед лицом их растущей ярости. Очевидно, власть Эвадины над теми, кто решил остаться у неё на службе, выросла до такой степени, что некогда хорошие люди теперь готовы убивать беззащитных во имя её. Это осознание распалило во мне гнев, а Черностоп, почувствовав моё