Петербургские сказки - Денис Вепс

фонари сиротливо зияли пустотой. А в тёмных окнах время от времени появлялись силуэты, от которых у юноши пробегал мороз по коже.

И вдруг его взгляд застыл, прикованный к огромным жёлтым глазам, возникшими прямо из тьмы угла. Эти глаза пожирали его. В них он видел угрозу и… любопытство.

ㅤ

– М-р-р. – сказала тьма в углу. – Детё-оныш-ш приш-шёл с друго-ой сторо-оны.

– О чё-ом ты? – раздался ласковый голос позади юноши. – О-о-о! И впра-авду! Детё-оныш-ш.

– М-ф-ф-р! Ма-альчик, – с неудовольствием заключила тьма.

– Не будь та-ак стро-ог, – ответил ему ласковый голос. – Сна-ачала-а – детё-оныш-ш, а уже-э пото-ом ма-альчик.

Юноша боялся отвести взгляд от жёлтых глаз. Он не посмел отвернуться даже когда нечто позади него приземлилось на мягкие лапы и подошло ближе. От этого существа исходило слабое золотое свечение, блёклыми бликами плясавшее на стенах. Свечение согревало, будто февральское солнце, но и этого тепла было достаточно. Только сейчас юноша почувствовал, насколько продрог, напитавшись могильным холодом.

Нечто золотистое, тёплое и пушистое коснулось его щеки. Ровно в том месте, где когда-то касались губы его матери. Наконец перед его лицом появилась большая, переливающаяся золотом, мордочка кошки. Она улыбалась.

– Здра-авствуй, дитя-а, – протянула кошка. – Я – Василиса-а. А то-от то-олстый во-орчун…

– Пуш-шистый! – перебив её, зашипела тьма.

– …не в ме-еру пуш-шистый во-орчун, – продолжила кошка, – Елисей. А ты?

– Да-а не по-омнит он сво-оего-о имени-и, – раздраженно сказала тьма. – Если-и бы по-омнил, его-о бы тут не было-о.

– Фр-р! Како-ой ты… – фыркнула на него Василиса. – Не слуш-шай его-о детё-оныш-ш… Он про-осто расстро-оен – упустил мыш-шь.

– Фр-р! Я-а да-аже не хо-отел её-о дого-онять!

– Мр-р? – с улыбкой промурлыкала Василиса и украдкой подмигнула юноше.

– Пойдё-ом уже, отведё-ом этого-о детё-оныш-ша, – недовольно отозвался Елисей.

– В Елисеевский? – с надеждой спросил юноша.

– Что-о-о?! – глаза тьмы округлились от возмущения. – Ты дума-аеш-шь, мы зао-одно с это-ой ведьмо-ой?! Фр-р-ш!

– Мр-р-р… Не-ет мило-ое дитя-а. Мы отведё-ом тебя домо-ой, – ласково ответила Василиса.

– Но мне нельзя домой! – запротестовал юноша. – Мне нужно в Елисеевский! Там моя сестра.

– Ф-ф-ф… – Елисей выдохнул заготовленное желчное замечание.

– Мр-р-р… – подтвердила его догадку Василиса. – Похо-оже, это-о та-а дево-очка, кото-орую мы видели.

– Вы видели Малышку? – с надеждой спросил юноша.

– …да-а, – нехотя ответил Елисей. – Я упустил её-о.

– Ты не вино-оват, милый, – ласково ответила Василиса. – Ведьма подве-ела её-о слиш-шком близко-о к витрине.

– Про-оклятые ого-оньки! – фыркнул Елисей.

– Не вини себя… Никто-о не смо-ог бы усто-оять.

Василиса снова повернулась к юноше и, ласково улыбнувшись, промурлыкала:

– У каждо-ого сво-ои слабо-ости. Ого-оньки витрины слишко-ом притягательны. Мы ничего-о не мо-ожем с этим по-оделать.

– Значит, вы не пойдёте со мной? – разочарованно спросил юноша.

– Бо-оюсь тебе придё-отся зако-ончить это-от путь само-ому. – грустно ответила Василиса.

Золотистое свечение её шёрстки стало тусклее. Елисей, заметив это, напряжённо сощурился и тут же выпалил:

– В по-одвале есть небо-ольшое око-онце. Оно заколо-очено, но если ты сумееш-шь его открыть…

– Мр-р-р! – поддержала его Василиса. – И ещё-о, слухово-ое окно-о на чердаке! Там нет ого-оньков!

– Ш-ш-ф! Если ты нас впустиш-шь, уж мы зададим этим мыш-шам!

– И ведьме… – согласно прошипела Василиса.

Малая Садовая опять залилась золотистым свечением. Юноше даже показалось, что оно стало ярче, чем прежде. В этом свете было тепло и уютно, и ему не хотелось никуда уходить. Юноша с радостью напитывался им, довольно жмурясь. Только сейчас он осознал, что не помнил ни одного дня, когда видел солнце. А сейчас оно было прямо перед ним и светило только ему.

Золотистое свечение заливало лишь на малую часть улицы. Там, вне его пределов, безраздельно властвовала мгла. В этой мгле нечто наблюдало за ним. Ждало его. Алкало его Света.

Преисполнившись золотистым свечением, юноша решительно шагнул в отсветы витрин. Блики мёртвого света тут же заплясали у его ног, выводя гипнотизирующие хороводы. Юноша на несколько мгновений замер, залюбовавшись их танцем, но уже вскоре двинулся дальше – чары мёртвых светлячков были слишком слабы для брата, потерявшего сестру.

Он прошёл мимо витрин с пустыми постаментами, нырнул в арку и отворил тяжёлую дверь. В тот же миг юноша окончательно обомлел от богатого убранства, сверкающего медью и позолотой, а ещё больше – от аромата сладостей, начавшего теснить дурман в голове.

Грянул марш. Бравурный. Напыщенный. Невидимый музыкант исступлённо лупил по клавишам стоящего посреди зала пианино, выбивая из инструмента мелодию.

ㅤ

– Плакса! Сколько раз тебе говорить, не трогай пианино! – прозвучал в воздухе ворчливый голос. – Убери руки, безмозглая кочерыжка!

Гулкий звук удара оборвал мелодию. Из воздуха, словно из тумана, проявился серый низкорослый тролль, потирающий лапой нарождавшуюся на затылке шишку. Он подтянул сползающие синие бриджи, сел на пол и тихо заплакал.

Из-за тумбы с конфетами показался обладатель голоса – тоже тролль, но по виду куда старше. Этот был одет в зелёный камзол, синие брюки, пару начищенных штиблет. Голову его покрывал несоразмерно высокий цилиндр, а в руках тролль держал блестящий черпак, которым, судя по всему, и огрел собрата.

– А, вы, очевидно, к Леди? – обратил он наконец внимание на вошедшего. – Доложу о вас. А вы пока стойте на пороге – натопаете ещё.

Тролль в колпаке зашёл за прилавок и стал подниматься по винтовой лестнице к длинному балкону, что тянулся через весь зал. Стоило ему скрыться, как его молодой собрат протянул руку и стал тихо надавливать на клавиши, наигрывая какую-то печальную мелодию. Юноше она показалась смутно знакомой. От неё веяло детством, простым счастьем и ароматом её ладоней – тёплых ладоней матери.

– Что это за мелодия?

Тролль на секунду затих, а затем продолжил игру, встав и повернувшись к пианино. Он играл всё громче и от этой игры воспоминания юноши становились ярче. Он чувствовал, что вот-вот ухватит нечто важное – нить, которая приведёт его к… чему-то. Юноша уже дотянулся до этой нити, когда сверху послышались шаги.

Первым над перилами появился цилиндр, а следом явилась бледная худощавая дама в траурном платье. Её лицо – единственный открытый участок кожи – было бледно-серым, словно бы сотканным из той мглы, что осталась за порогом. Женщина коротко шагала, хотя платье и не сковывало её движений. Юноша подумал, что причина была в болезни – очень уж был нездоровый у неё вид.

– Неужто теперь они сами приходят сюда? Какая удача.

Голос Леди был усталым и скрипучим, как у старого радиоприёмника. Совершенно нечеловеческим был её голос – механистическим, почти бездушным. Пока она спускалась с лестницы, Плакса поспешно растворился в воздухе.

Она подошла ближе, заглянула в глаза юноши. Тот не опустил взгляда. Он с вызовом посмотрел в глаза женщине, скрывавшей их за чёрной вуалью. Фантик в кармане пылал холодом, обжигая юношу даже через подкладку и тёплый свитер. Он словно чувствовал близость своего создателя. Конфетная Леди долго смотрела в глаза юноши, а после криво ухмыльнулась.

– Дерзкий мальчишка. Хорошо… Мне как раз недоставало такого.

Она вытянула из волос шпильку. Протянула руку, обтянутую бархатной перчаткой. Раскрыла тонкую ладонь.

– Ну же, мальчик, дай мне свою руку.

Юноша, поджав губы, протянул ладонь. Длинная стальная спица коснулась жалом его кожи, чёрной от талого снега. Женщина надавила на шпильку, и та вгрызлась в руку юноши. Медленно. Миллиметр за миллиметром. Он едва не кричал от боли, с вызовом глядя в глаза Леди, а она улыбалась. Ей нравилось мучить детей.