Петербургские сказки - Денис Вепс

Тролль в ответ лишь покачал головой:

– Нельзя убить то, что уже мертво.

– Но я же видел… – протестовал юноша шепотом. – Там, внизу… Она лежит там.

– Мне жаль…

Юноша поцеловал сестру и передал её троллю. Плакса осторожно взял девочку и отошёл в сторону. Юноша смотрел на неё, шаг за шагом отступая к машине смерти. По его щекам бежали слёзы – он уже не стеснялся их, ни к чему теперь было стеснение. Страх теперь был ни к чему, но он всё равно боялся. Цеплялся за образ своей сестры, старался не поворачиваться и не смотреть на уродливую машину, что скоро будет тянуть из него Свет и превращать в шоколад. Горький шоколад для сладостей Конфетной Леди, которыми она будет заманивать других детей. Других… но не Малышку.

Юноша поднял с пола длинную медную иглу. В последнюю секунду он подумал, будет ли ему больно, а потом вонзил иглу в вену, боясь, что может передумать.

Ему было больно.

Вспышка боли сожгла все прочие мысли, кроме одной, самой важной. Боль и страх хлынули, наполнив его мимолётной силой и, поддавшись этой волне, юноша направил её, излив в последний крик:

– Аничков мост! Отнеси её туда!

Плакса, отвернувшись от густеющего голубого студня, побежал прочь, прижимая девочку к себе. Он чувствовал, как бьётся её крохотное сердце.

Спутывающий наушники

Лакричный кролик, небольшой – размером с ладошку, сидел за рюкзаком, деловито перебирая в лапках провод наушников, то и дело помогая себе зубами. Жмурясь от наслаждения, он спутывал наушники.

– Хоть бы подождал, пока я их в карман уберу, – раздался смешливый голос сверху.

Кролик вздрогнул от неожиданности и, удивлённо раскрыв рот, поднял глаза. Над ним нависло веснушчатое лицо, обрамлённое локонами цвета меди. Девушка строго смотрела на лакричного кролика, но весёлые искорки в её зелёных глазах на корню рушили весь образ. Испуганно глядя на девушку, кролик стал нехотя разматывать провод наушников.

– Так-то лучше, дружок, – сказала она, когда лакричный хулиган закончил дело.

Кролик виновато потупил взор, протягивая зажатые в лапках наушники.

– Спасибо, сладкий.

Девушка улыбнулась, принимая провод. Затем, хитро сощурившись, заговорщицким шепотом произнесла:

– Знаешь, что? Хочешь, покажу кое-что классное?

Кролик с интересом подался вперёд, пару раз кивнув и потирая лапки. Его нос задёргался, жадно втягивая воздух, пытаясь уловить в нём аромат коробки новеньких, ещё не распакованных наушников. Девушка чуть отстранилась и подняла с колен скетчбук, показывая его лакричному кролику. На странице он увидел себя, с благоговейным видом перебирающего в лапках провод от наушников. Кролик склонил голову на бок, скептически разглядывая рисунок. Если в чём-то он и разбирался меньше всего, так это в изобразительном искусстве. Впрочем, он не смыслил ни в чём, кроме наушников. А они-то на рисунке как раз были. Вполне удовлетворённый, кролик снова закивал и захлопал лапками от восторга.

– Здорово! Тебе понравилось! – просияла девушка.

Она достала наушники и протянула их обратно. Лакричный кролик непонимающе посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на провод, а потом обратно – к девушке.

– Пусть у тебя будут свои, – с нежной улыбкой сказала она.

Кролик, не веря своему счастью, протянул дрожащие лапки и принял подарок. Он с благоговением погладил провод, а затем прижал наушники к груди.

– Ладно, беги, мне пора, – шепнула девушка, оглядываясь.

Бабуля, сидевшая на соседней скамейке, пристально наблюдала за Художницей, разговаривавшей со своим рюкзачком. От этого сурового взгляда девушке делалось не по себе, и мир начинал терять краски, погружаясь в серые оттенки реальности.

Лакричный кролик благодарно кивнул и, зажав провод в зубах, соскочил со скамейки, скрывшись в кустах. Художница же, довольно улыбаясь, прибрала скетчбук и маркеры в свой крохотный рюкзачок. Поднявшись, она улыбнулась суровой бабуле и направилась к выходу из парка, решив зайти в ближайший магазин, чтобы купить новые наушники. Конечно же, проводные.

Грёзы городских духов

Около башни Городской Думы в тот вечер собралось необычайно много народу. Зеваки собирались у лестницы подземного перехода, влекомые музыкой. После каждой композиции толпа взрывалась овациями, но уличные музыканты не давали ни секунды передышки своим слушателям и одну песню сразу же сменяла другая. Многие зрители застыли с зажатыми в пальцах купюрами, но не находили ни времени, ни места, где бы можно было их оставить. Казалось, группа поднялась из петербургского подземелья с единственной целью – дарить людям музыку.

Ярче всех в необычном квартете была вокалистка. Она кружилась и танцевала, то ускоряясь, то замирая совсем, чтобы одарить толикой своего внимания кого-либо из толпы, выделить счастливчика среди прочих и навсегда остаться в его сердце. Её голос, чарующий и нежный, обволакивал сознание, завораживал, лишал воли и желания двигаться дальше. Каждый с упоением слушал её. Всякий с восторгом смотрел только на неё. В один миг она стала их кумиром, их идолом. Под чарами её голоса они дарили себя без остатка.

Короткая барабанная дробь оборвала мелодию, и девушка тут же смолкла. Перекрёсток взорвался овациями. Она не ответила им ни жестом, ни взглядом. Девушка развернулась и скрылась в подземном переходе, провожаемая затихающими аплодисментами. Гитаристы и барабанщик принялись неспешно собирать аппаратуру, даже не глядя на толпу. Люди стали разбредаться, недовольно перебрасываясь рублеными фразами. Каждый из них чувствовал себя обманутым. На каждого навалилась непомерная усталость, и всякому казалось, что его грязно использовали.

На самом деле, всё было именно так.

ㅤ

Девушка сбежала по ступенькам и, стараясь обходить людей как можно дальше, презрительно скривила личико. Зажав ноздри, она поспешно направилась к толпе.

Она чувствовала его взгляд. Раскалённая игла ледяной ненависти засела меж лопаток. Девушка не сомневалась, что спустя пару мгновений место иллюзорной иглы может занять вполне реальный каменный клинок. Пастырь не стал бы нападать на глазах у всех. Или стал? Девушка не знала. Она боялась. Глубоко вдохнув, она шагнула в толпу.

На другой стороне улицы он поднялся в образе патлатого байкера с глубоким прокуренным басом. С каждым разом менять обличье получалось всё проще. С каждым разом он всё больше терял себя.

Байкер едва ли не бегом прошёл мимо Гостиного Двора. Он знал, что Пастырь сейчас стоит у подземного перехода и озирается по сторонам. Знал, что ещё не стряхнул погоню, и всё же не смог себе отказать. Байкер замедлил шаг, прислушиваясь к голосам и музыке. Молодые ребята играли здорово. Без малейшей заминки. При этом музыка была насквозь пропитана фальшью. Всё потому, что они играли не свою музыку. Не музыканты – каверщики. Как и он сам.

Серая хандра дотронулась липким щупальцем до его сердца. Краски Восторга – того самого, что он бесстыдно воровал у зевак возле Думской башни, – едва заметно потускнели.

– Нельзя… нельзя. Не отвлекайся. – пробурчал Каверщик едва слышно.

Зажав уши ладонями, он поспешил дальше – вверх по Невскому. Скорее, к Аничкову мосту.

Его больше никто не преследовал. Пастырь потерял его в толпе и вряд ли смог быстро выследить. Но Каверщик не был уверен. Он старался не играться с фанатиками – те слишком часто его удивляли. Очень неприятно удивляли. И всё же, Каверщик спешил не поэтому – краски Восторга могли потускнеть в любой миг, от любой мелочи: лохмотья зелёных сеток, свисающих с фасадов; пустых взглядов потерянных людей; не мелодичного гула автомобилей. Да мало ли в Городе того, что сравняет ваш Восторг с надменной серостью гранита?

Каверщик, не в силах терпеть, перебежал дорогу на красный. В спину