Страшные истории острова Джерси - Эррен Майклз

взводе весь остаток дня. Если дядя и почувствовал ее беспокойство, то, казалось, проигнорировал его. Она была несчастной девочкой, попавшей в ужасную ситуацию, и если она была менее общительной, этого можно было ожидать.

В ту ночь Энни твердо решила, что дверь останется закрытой. Она снова осторожно закрыла ее, убедившись, что та защелкнулась. Она снова достала тяжелый ключ из ящика и плотно повернула замок. Однако прошлой ночью этих двух мер предосторожности было недостаточно. В конце концов, это был дом ее дяди, у него, несомненно, был свой ключ, и он мог войти, если захочет. Энни хотела прижать к двери что-нибудь тяжелое, чтобы, даже если она была не заперта, ее нельзя было открыть, не разбудив девочку, но не было ничего подходящего по размеру. Она попыталась передвинуть шкаф через всю комнату, чтобы заблокировать дверь, но он был слишком тяжелым и не поддавался. Поэтому она поставила лампу для чтения на пол и вместо этого придвинула прикроватную тумбочку. Она знала, что было слишком светло, чтобы помешать любому взрослому незваному гостю, который вознамерился проникнуть внутрь, но от этого ей стало немного легче.

Она оставила свет включенным, устроилась на полу как была, и решила не спать всю ночь. Она читала книгу, но та была не особенно увлекательной, и вскоре ее голова начала затуманиваться от сонливости. Энни ударила себя по лицу и укусила за палец, но когда восьмилетняя девочка по-настоящему устает, никакая сила в мире не может заставить ее бодрствовать, и вскоре она погрузилась в сон.

Пару часов спустя ее разбудил звук чьих-то шагов по полу в комнате, застеленной белыми простынями. Это была мягкая поступь, звук, который мог бы издавать человек, идущий в тапочках или босиком, но он был четким, и она не могла ошибиться в том, что слышала: кто-то в соседней комнате ходил вперед-назад.

Ее сердце заколотилось. Кто бы ни заходил в ее спальню последние две ночи, сейчас он был там, и, судя по тому, как быстро он ходил, этот человек был взволнован. Возможно, дядя понял, что она прислонила что-то к двери, и сейчас он был в другой комнате, все больше и больше злясь на нее за то, что она пыталась его не пустить.

Когда ритм прекратился, остановилось и сердце Энни. Она надеялась, что этот человек уйдет, но знала, что он этого не сделает. Она огляделась в поисках оружия, чего-нибудь, что она могла бы использовать для самозащиты, но ничего не было, поэтому она осталась в постели, замершая и ожидающая худшего. Она поняла, что ее трясет.

Затем дверная ручка повернулась. Она поворачивалась так медленно, что сначала девочка даже не была уверена, что видит это, но когда она уставилась на дверную ручку, стало очевидно, что та движется. Ей хотелось закричать, позвать дядю, чтобы он пришел ей на помощь, но часть ее была уверена, что это он был по ту сторону двери. Он открывал ее медленно, чтобы она не услышала, и когда он войдет, то причинит ей боль.

Ручка перестала поворачиваться, дверь со щелчком открылась и сдвинулась в ее комнату, но всего на сантиметр, прежде чем ударилась о тумбу, которую она поставила перед ней. Легкий стук дерева о дерево прозвучал в ее ушах громко, как раскат грома. Она больше не могла сдерживаться. Она закричала. Это был громкий звук, злобно печальный и испуганный. Вся боль и страх последних недель, которые были заперты внутри нее, теперь вырвались наружу в ужасном вопле.

Однако ее крик не остановил того, кто стоял в темноте застеленной белыми простынями комнаты, и он также не заставил его поторопиться.

Стол начал медленно скользить по полу, подталкиваемый дверью, и ужас сжал ее грудь с такой силой, что стало больно. Запутавшись ногами в простынях, она почувствовала себя в ловушке и обезумела от страха.

В этот момент к ней ворвался дядя Джордж, но он вышел не из комнаты, застеленной белыми простынями, а из холла и подбежал к ней. Она также заперла дверь в коридор, но он распахнул ее с такой силой, что деревянный осколок от дверной рамы пролетел через всю комнату и ударился о стену с противоположной стороны. Он немного постоял у ее кровати в нерешительности, прежде чем взять ее за руку и попытаться утешить.

— Это был всего лишь сон, Энни, — успокаивал он, — тебе приснился кошмар, малышка. Все будет хорошо?

Утешить ее было невозможно. Дверь все еще толкала стол, так медленно, что дядя даже не заметил. Она была слишком напугана, чтобы говорить, поэтому просто указала, ее лицо побелело от ужаса. Дядя Джордж повернулся в ту сторону, куда она указывала, и по выражению его лица она поняла, что он был так же потрясен происходящим, как и она. Дверь приоткрылась на три дюйма и все еще двигалась, толкая стол с очень легким скрежещущим звуком. В течение следующих десяти секунд дверь открылась еще на шесть дюймов, а затем остановилась. Снова все стихло.

Старик, который в ужасе отступил на шаг, теперь бросился вперед. Он передвинул стол, распахнул дверь и включил свет в комнате, покрытой простынями. Она выглядела пустой. Дядя Джордж вошел внутрь, и внезапно Энни испугалась за него. Она открыла рот, чтобы позвать его обратно, но не издала ни звука. Она увидела, как он огляделся и заглянул под кровать, затем на мгновение исчез из ее поля зрения, и она услышала, как он потянул за ручку, ведущую из комнаты, покрытой простынями, в коридор. По звуку она поняла, что дверь была заперта.

Он вернулся в ее спальню, выглядя ошеломленным и слегка потрясенным.

— Это странно! У этой двери никого нет… Это был ветер? Мог ли ветер каким-то образом толкнуть ее?

Дядя Джордж на самом деле не разговаривал с ней, когда спрашивал, но она все равно покачала головой в ответ на его вопрос. Именно тогда он заметил тумбу.

— Почему тумбочка стоит вон там, Энни, дорогая?

— Я передвинула ее туда.

— Зачем?

Энни поморщилась и изо всех сил старалась не расплакаться:

— Потому что дверь тоже открылась прошлой ночью, дядя Джордж, и позапрошлой, и это напугало меня.

— Это случилось прошлой ночью? Почему ты мне не сказала?

Он спросил таким добрым и смущенным тоном, что мягкость его голоса тронула ее сердце, и она заплакала.

Он сел на кровать рядом с Энни и обнял ее:

— О, я понимаю, понимаю, Энни. Я — страшный старик, и ты меня не знаешь.