Во имя грядущего - Светлана Подклетнова

На сердце Арона просветлело, словно солнце наконец-то выглянуло из-за туч.

– Я найду решение! – пообещал он другу.

– Я знаю это! – убеждённо ответил тот.

На следующий день Арон уже пришёл в себя. Он улыбался своим учителям, словно ничего и не произошло день назад. Подозрения о том, что Арес перестанет его учить, не подтвердились. И учитель вёл себя на уроке абсолютно так же, как и всегда. Более никто не вспоминал о случившемся в тайной библиотеке. Гномы тоже не высказывали никаких попыток ни урезонить, ни пожурить своего ученика. В этот день Арон не пошёл изучать подземелья, тем более что Крима опять забрали на дополнительные занятия. Арон решил обдумать то, что успел увидеть в библиотеке. Много… очень много книг. И все они посвящены пророчеству. Книги, в которых описывается каждый его шаг. Книги, которые предостерегают монахов от тех или иных действий. Наверняка есть и книга, в которой говорится о том, что жрецы до поры до времени не должны посвящать его, Арона в суть пророчества. Арон вспомнил название книги, которую он держал в руках – «Фазы луны и всё, с ними связанное». Что может быть такого в фазах луны, о чём ему знать не полагалось? Почему в глазах Ареса твёрдость перемешалась со страхом, когда он увидел в руках Арона именно эту книгу? А сейчас мальчик был совершенно уверен в том, что именно случайно взятая им книга породила тень на лице учителя. Решив как можно более точно выяснить, что именно могли скрывать от него о фазах луны, Арон этим вечером облазил все полки открытого для него библиотечного зала храма, но так и не нашёл ничего нового для себя.

Этим вечером прислуживать ему пришёл брат Феон. Переодеваясь ко сну, Арон как бы невзначай задал вопрос:

– Где Крим?

Верховный Жрец вздохнул. Арон видел, что тому никак не хочется расстраивать своего подопечного, но ответ на вопрос должен быть дан.

– Он не придёт более. Мы решили, что уместнее будет перевести его в другой храм.

– Уместнее? – Арон улыбнулся, но улыбка его на этот раз была угрожающей. Брат Феон дёрнулся, почувствовав себя, словно кролик перед удавом. – Уместнее… – Арон, задрав голову, взглянул в глаза наставника. – Я так понимаю, это из-за его вчерашнего желания помочь мне? – вопрос прозвучал как риторический, и брат Феон понял, что отвечать на него не следует. – Я привязался к этому мальчику, – теперь улыбка Арона была грустной, чувство страха отступило от Верховного Жреца. – Именно поэтому я не позволил рассказать мне то, что меня интересует, но… – гнев снова охватил душу Арона, сейчас он почти задыхался от гнева. – Я могу разговорить любого другого, включая тебя, брат Феон! – Арон вдохнул воздух полной грудью, загоняя чувства назад и вселяя в душу успокоение. – Так не «уместнее» бы было оставить мне того, у кого мне не хочется выпытывать ваши тайны? – Арон поднял брови.

Поняв, что воспитанник поставил его перед выбором, Верховный Жрец, не задумываясь, произнёс:

– Завтра вечером готовить тебя ко сну будет послушник Крим.

– Вечером? – брови Арона всё ещё были выше, чем необходимо.

– Посланнику нужно будет нагнать его и вернуть с дороги! – объяснил брат Феон.

– Значит вечером, – резюмировал Арон. – Добрых снов, брат Феон! – мальчик поклонился одними глазами, слегка нагнув голову.

– И тебе спокойных снов! – брат Феон склонил голову, затем повернулся и вышел, оставив воспитанника одного.

Арон впустил в душу гнев, который он прятал глубоко в себе, пока наставник был здесь. Что они о себе думают? Почему решают, с кем ему можно общаться, а с кем – нет? Крим не сделал ничего, за что бы можно было его отослать в те далёкие земли, где находятся другие храмы хранителей. Да и он сам давеча отказался принимать информацию от друга, выдав которую, тот навредил бы себе. Они должны это знать, если влезли в его голову! Ох, если бы он сам смог научиться читать мысли! Но жрецы скрывают от него это знание, опасаясь, по-видимому, того, что может узнать их воспитанник, получи он такие умения.

Развернувшись и ударив по ночному столику кулаком, Арон выплеснул из себя сжигающий его гнев. Вид рассыпающегося в труху дерева немного отрезвил мальчика.

«А я и не предполагал, что так могу… – пронеслось в голове. – Надо же, мебель сломал! Не зря всё же меня боятся монахи…»

Гнев улетучился мгновенно, оставив за собой лишь послевкусие грусти. Арон не хотел оставаться один, но и звать кого-то тоже не хотелось. Разрушенный стол, наверняка, вызовет у людей ещё большие опасения, чем те, которые они чувствуют к нему сейчас. Завтра они заменят мебель, и возможно, он даже не увидит разницы… Оставив всё как есть, Арон лёг в постель и моментально уснул.

Уже год не снились ему сны, но сегодня, сегодня был воистину особенный день. Словно тот, кто присылает сны, желал ободрить его, видя, как ему тяжело…

…Чёрные крылья несли его над выжженной пустыней всё дальше и дальше в те зелёные края, где он однажды уже побывал. Влетев в нору в горе, он взглянул в глаза золотому дракону, протянул руку и уверенно похлопал его по переливающейся чешуе на боку. Одним прыжком одолев огромное расстояние от пола до его спины, он оказался на шее чешуйчатого существа. Взмах крыльев, и золотой дракон под ним, вылетев из норы, поднялся над зелёными вершинами гор. Он повернул дракона по направлению к выжженному лесу. Навстречу ему неслась голубая рептилия, готовившаяся к бою. Сноп пламени полыхнул из её пасти, встретившись с огнём, выдохнутым золотым. Драконы столкнулись, и он слетел со спины, мгновенно снова очутившись под чёрными крыльями, поддерживающими его. Не прошло и несколько мгновений, как Арон вновь оказался на шее золотого. Почему-то он знал, что это не бой, а простая игра. Рептилии не собирались друг другу вредить, они попросту развлекались. Он чувствовал это в глубине своего подсознания и вместе с золотым переживал все его успехи и неудачи. В душе его полыхало пламя, в сердце рождалась уверенность. Сейчас он был всемогущ, и это могущество даровало понимание, что ничто не сможет остановить его в достижении цели. Никто не сможет помешать познать то, что по праву принадлежит ему.

Арон проснулся отдохнувшим. Он знал, что ему надлежит делать! По пути в комнату обучения он внимательно продумывал каждый момент своего плана. Главным в нём было то, чтобы каким-то лишним вопросом, движением или даже намёком на чувства не породить в душах учителей сомнение.