Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы

уже направлялась ко мне широкими шагами. Причем она пришла одна, без своей служанки. Мэйчжуан была бледна и сурово поджимала губы. Это было на нее непохоже. Я поняла, что она хочет поговорить со мной наедине, и отослала всех слуг.

Она села напротив меня и, тяжело дыша, стала покусывать губы. Постепенно бледность сменялась болезненной краснотой. Я поняла, что она чем-то очень сильно возмущена. Поставив перед ней чашечку билочуня [149], я спросила:

– Сестрица, тебя кто-то обидел?

Мэйчжуан обхватила чашку руками, но пить не стала. Из-за пара, поднимающегося от горячего напитка, ее искаженное злостью лицо казалось размытым. Наконец после долгого молчания моя подруга произнесла всего два слова, но они были пропитаны ненавистью:

– Фэй Хуа…

Я постаралась взглядом предостеречь ее от резких слов и шепотом сказала:

– Она теперь фужэнь Сихуа.

Мэйчжуан не могла совладать со своими эмоциями. У нее задрожали руки, и из чашки во все стороны начал выплескиваться горячий чай.

– Фужэнь Сихуа?! – вскрикнула она и заскрежетала зубами. – Как жаль, что у меня нет отца и братьев, которые бы отправились на войну, а я бы выслужилась за их счет, как эта мерзавка!

Я неторопливо поднялась и подошла к белому попугайчику, сидящему в золотой клетке. Погладив его крылышко, я усмехнулась и сказала подруге:

– Сестрица, не стоит так сильно злиться. Вспомни о фужэнь Юйэ, которая точно так же прославилась при покойном императоре.

Мэйжуан удивленно приподняла брови:

– Фужэнь Юйэ?

Я не спешила с объяснениями. Я налила попугайчику воды, потом поправила цветы, украшающие мои виски, и только после этого начала рассказ:

– Фужэнь Юйэ – родная мать принца Жунаня и младшая сестра хоу Болина. На десятом году правления императора Лунцина ее старший брат организовал заговор против императора. Госпожа Юйэ, будучи его ближайшей родственницей, оказалась втянута в скандал. Она не перенесла позора и умерла. Из-за этого она так и не удостоилась титула тайфэй, и до сих пор в Храме императорских предков нет таблички с ее именем, и никто не жжет для нее благовония.

Мэйчжуан горько усмехнулась:

– Почему ты решила, что семья Мужун замышляет измену?

– Так ли уж нужна измена, когда заслуги подданного превосходят заслуги государя? – Я презрительно усмехнулась. – Тем более, даже если они ничего не замышляют, это вовсе не значит, что о подобном не задумывается принц Жунаня.

– До меня доходили слухи, что в последние годы принц Жунаня возгордился, стал жестоким и надменным, – сказала Мэйчжуан. – Говорят, что он унижает чиновников, а его резиденция – яркий пример чрезмерной роскоши. При дворе и в народе его многие осуждают, яньгуани постоянно докладывают о его поведении императору, но тот не обращает на них внимания и во всем потакает третьему принцу.

Я улыбнулась, но ничего не ответила. Я вспомнила о книге «Цзо чжуань» [150], которую прочитала в детстве. В ней была глава под названием «Как бо княжества Чжэн победил Дуаня в городе Янь». В ней рассказывалось о том, что фужэнь Цзян больше всего любила младшего сына Шудуаня и хотела, чтобы именно он наследовал пост отца, а не старший сын Чжуангун. Но после смерти отца его пост занял старший сын, который во всем потакал младшему. Советники предупреждали его и говорили: «Совершившие зло сами обрекают себя на гибель, надо лишь дождаться подходящего момента». Чжуангун дождался, когда поведение Шудуаня стало вызывать негодование народа, когда люди требовали наказания за его злые поступки, и сразу же его казнил. И хотя люди начали презирать его за то, как он поступил с родным братом, с политической точки зрения это был прекрасный план и верное решение.

На днях Сюаньлин в шутку спросил меня о том, что я думаю о прямолинейности и необузданности принца Жунаня. Вместо ответа я взяла томик «Цзо чжуаня» и зачитала вслух рассказ о Чжуангуне. Император внимательно выслушал, а потом с улыбкой сказал:

– Мое сердце откликается на твои мысли.

Я подлила масла в огонь, и теперь оставалось только «дождаться подходящего момента».

– Язва должна сначала нагноиться, прежде чем ее можно будет вырезать, – сказала я Мэйчжуан. – Считается, что чем хуже язва, тем глубже ее получится вырезать и тем чище будет рана, а значит, и излечение пройдет быстрее. – Заметив, что Мэйчжуан задумчиво нахмурила брови, я решила сменить тему: – Сестрица, кажется, в последнее время ты слишком холодна по отношению к императору.

– А ты хочешь, чтобы я подхалимничала и старалась ему услужить? – Подруга недовольно усмехнулась. – Я для него не больше чем рабыня, которая явится по первому зову и уйдет, как только станет ненужной.

– Но как же ты хочешь одолеть фужэнь Сихуа без благосклонности императора? – невозмутимо спросила я. – Чем меньше любовь императора, тем больше презрение окружающих. Сестрица, ты ведь испытала это на себе. Неужели мне надо тебе напоминать?

Мэйчжуан внимательно посмотрела на меня и с натянутой улыбкой спросила:

– Тебе очень хочется, чтобы я вернула благосклонность императора?

В конце четвертого месяца погода стояла ветреная, но уже теплая. Повсюду разливался приторно-сладкий аромат цветущих деревьев. Об оконную сетку скреблась веточка розолистной малины с белоснежными цветами. Цветение малиновых кустов означало скорое окончание весны. В комнате стало так тихо, что слышно было, как попугай переступал лапками по золотой цепочке. Я смотрела на чашку в руках Мэйчжуан и думала о том, что изумрудного цвета чай похож на кусочек сверкающей отполированной яшмы. Вопрос подруги меня немного расстроил, но я все-таки ответила:

– А ты думаешь, что мне приятно смотреть на то, как император тобой пренебрегает? – Я вздохнула, стараясь успокоиться. – Сестрица, мне кажется, что в последнее время ты от меня отдалилась. Неужели ты расстроилась из-за моей беременности?

– Ничего подобного, не выдумывай, – сказала Мэйчжуан, покачав головой. – Мы с тобой подруги, как и раньше. Я подумаю над тем, что ты мне сказала.

Я проводила подругу до внутренних ворот и смотрела, как она уходит. Стояла чудесная весенняя погода. Красные стены отбрасывали на землю длинные тени, вовсю раскрывались пионы, а расцветшие азалии напоминали дорогую парчу или закатное небо. Мэйчжуан в своем одеянии багряного цвета с узором из персиковых лепестков в окружении столь великолепного пейзажа смотрелась роскошно. Налетел порыв ветра, я моргнула, а когда снова посмотрела на спину подруги, мне показалось, что ее силуэт окружает аура уныния и одиночества. Ее облик даже в пору всеобщего цветения заставлял сердце сжиматься от грусти.

Обычно в пятый лунный месяц весь императорский двор уезжал на лето в загородную резиденцию Тайпин, а обратно возвращался только к Празднику середины осени. Но в этом году традицию пришлось нарушить, потому что среди простого народа еще оставалось очень