Грехи Матери - Роберт Дж. Хейс

пор, пока моя прежняя жизнь не нашла меня и не притащила обратно. Вероятно, в процессе этого бедные жители Райсома обделались. Сомневаюсь, что они когда-нибудь снова будут доверять незнакомцам.

— Каково это? Быть кем-то другим.

Она заслуживала правды.

— Тяжело. Может показаться, что это должно быть легко, хороший способ избежать последствий всего, что ты натворила. Другие люди не знали ни о них, ни обо мне, но я-то уж точно знала. Я могла целыми днями не думать о прошлом, иногда даже неделями. Но в конце концов реальность настигала меня. Воспоминания. Боль, которую я причинила, люди, которых я убила. Люди, которых я... мы потеряли из-за выбора, который я сделала. Это всегда возвращалось, Имико, и, когда это случалось, мне не с кем было этим поделиться. Никто не знал об этом. Мне приходилось переносить все эти страдания в одиночестве, потому что никто в той деревне не знал, кто я такая.

Слезы защипали мне глаза, но я не позволила им пролиться. Я вытерла их моей шалью. «Я всегда ненавидела одиночество. Боялась этого больше... всего на свете. Я ушла в Райсом, чтобы не быть с собой, но на самом деле я нашла там только себя. Это была пытка, Имико. Я подвергла себя пытке, оставаясь там, потому что я верю...» — Я замолчала, чуть не прикусив язык. Это было то, о чем я никогда никому не рассказывала. То, чего не знал обо мне даже Сссеракис.

— Во что? — Имико встала, повернулась и уставилась на меня. Я отказалась дать волю слезам, но не она. Они текли по ее щекам, оставляя дорожки на песке и старой краске, обнажая веснушки. Она выглядела такой усталой. Взвинченной. Измотанной. Я думала — надеялась, — что наш разговор в Каратаане исправил то, что было сломано внутри Имико. Но надеяться на это было так глупо и упрощенно. Имико чувствовала себя разбитой изнутри, и потребовалось бы нечто большее, чем несколько горячих слов — проветривание грязного белья, — чтобы собрать ее воедино. Но сейчас она снова надела свою маску счастья, и я это приняла. Депрессия — бесконечная война, у нас нет другого выбора, кроме как сражаться, и самые страдающие из нас носят улыбки, как доспехи. — Во что ты веришь, Эска?

Я сжимала челюсти до тех пор, пока не почувствовала, что мои зубы вот-вот превратятся в пыль. Но это было бесполезно. Да и вообще, что толку было это скрывать?

— Я мучила себя, потому что заслужила это. — Слова упали между нами свинцовой тяжестью. — Я провела бо́льшую часть своей жизни, терпя мучения от других. Мой старший брат, наставники в академии, Железный легион, терреланцы, бригадиры в Шахте, снова Железный легион, император Террелана, гребаный Железный легион, с-но-ва. Должна быть причина. Не может быть случайностью, что все эти подонки потратили столько времени и сил, мучая меня. Значит, я это заслужила. И несмотря на то, что они все ушли, я делаю это сама. Я мучаю себя. Одиночество для меня — пытка. И я подумала... Я надеялась, что без меня вам жилось лучше.

Имико покачала головой, и слезы заблестели в воде, как кровь.

— Это не сработало, — тихо сказала она. — Ты убежала и все еще не обрела покоя. На самом деле, выхода нет.

— Никакого, кроме смерти, — сказала женщина у меня за спиной.

Имико резко подняла голову, и улыбка появилась на ее заплаканном лице. Затем она бросилась бежать и пронеслась мимо меня.

— Сири!

Глава 32

Дистанцироваться от войны с Тором не получилось. Трис продолжал сражаться. Его силы были невелики, но у него было достаточно людей, чтобы совершать набеги на деревни, проникать в города, поджигать продовольственные склады и похищать детей важных членов совета Тора. Это слишком великодушное заявление. Он похищал детей, заставлял их родителей сдаваться, убивал их. Он вселял ужас в жителей Тора и делал это от моего имени.

Сирилет продолжила с того места, на котором я остановилась. Я не верю, что она хотела войны, но считала ее необходимой. Тор никогда не сдался бы нам. Йенхельм принадлежал ей, и его жители тоже принадлежали ей. Она была более умным тактиком, чем я, и никогда не заводила свои войска в засаду. Кроме того, она была менее опытной и принимала решения, которые я считала наивными, часто предпочитая отступить, когда я бы двинулась вперед. Она также была безжалостна и, когда видела возможность нанести удар, пользовалась ею, чего бы это ни стоило. Погибло много людей, но война все равно никак не кончалась. Такая глупая шутка — война, которая началась из-за горстки аббанов. Ба! Моя ошибка, моя война. Сирилет унаследовала ее от меня, но даже она не смогла найти способ положить ей конец.

Попытка дистанцироваться от власти в Йенхельме тоже не сработала. Я больше не восседала на Троне-трупе, больше не совещалась с советниками и судьями, вообще больше не появлялась на публике. Я стала отшельником в своем королевстве. Вокруг меня раскинулся шумный город, а я сидела в стороне от всего этого в своем дворце. Одна. Хардту больше не нравилось бывать во дворце. Ну, он никогда этого не любил. Думаю, это навевало слишком много воспоминаний об Изене. У Тамуры были свои таверны и школы, где он рассказывал истории и передавал свое безумие другим. У Имико была своя криминальная империя, и, я считаю, она была более довольна, чем когда-либо со мной. Ви была мертва, Трис изгнан. Сирилет была... там, в моем дворце. Она сидела на моем троне и принимала решения вместо меня. Она командовала моими армиями, издавала законы, которые способствовали процветанию Йенхельма. Я видела ее редко и мельком. Джозеф, конечно, все еще был там, часто бродил по нижним этажам моего каменного дворца, слуги заботились обо всех его нуждах, прислушивались к каждому его слову. Иногда я разговаривала с ним, но иногда это было все равно, что пытаться поддерживать беседу с рыбой. В дни просветления он снова становился моим старым другом, и мы могли предаваться воспоминаниям, но таких дней было немного, и они были далеки друг от друга. Чаще всего он смотрел на меня непонимающим взглядом или смотрел сквозь меня, как будто меня там не было. Иногда он просто каменел посреди разговора.

Несмотря на то, что я отстранилась от власти в Йенхельме и от внимания общественности, моя репутация росла. Истории, которые меня окружали,