Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

Ольга чутко ловила шорохи и звуки в лесу. Беспокойство ее возрастало: где-то невдалеке лаяла чья-то страшная собака, не похожая ни на одну из собак, виденных Ольгой.

– А-ауу!.. – донеслось из лесу.

Ольга вздрогнула. Сомнений больше не было – бредет человек. На призыв не ответила, а взвела оба курка. Она не промахнется, если лихой пришелец не поднимет руки.

Широким прыжком через колодину перелетел черный кобель, мелькнул хвостом. Остановился. Повел головою, нюхая. Приподнял морду вверх и взвыл…

У Ольги за плечами пробежал холодок. Она еще раз пригрозила Нюхозору. В лесу как стекло хрустели сучья. Сейчас она встретит нежданного!

И вдруг… Что это? Через колодину медленно переползает кто-то в бесформенных обвисших лохмотьях. Голова без шапки, волосы всклокоченные, рыжие, искрятся на солнце. У Ольги от волнения не попадает зуб на зуб. Собравшись с духом, приподнялась, крикнула:

– Эй, кто там! Стой, не двигайся!

– Я… Я… – голос слабый. – Здесь кто живет?

– Батя! – Ольга узнала отца. – Как ты перепугал меня! И все у тебя какие-то фокусы…

У Ольги точно гора с плеч свалилась. Нюхозор завизжал и запрыгал от радости. Даже он сразу не узнал своего хозяина, Семена Данилыча. Черная хвостатая собака сердито рычала на колодине.

– Струхнула! – Семен Данилыч, ухмыляясь, сбросил с плеч рваную попону, не торопясь подошел к дочери. – Да оно так и должно. На золотом деле стоишь. Глезко и ухабисто на приискательском деле.

– А чья это у тебя собака?

– Собака? – Семен Данилыч поскреб в рыжей бородке. – Чья была – не знаю. Теперь моя. Добрая! – И, похаживая вразвалку на кривых ногах, осмотрелся кругом, спросил: – Тут рядом с избушкой были два заматерелых кедра. Ты их свалила?

– Срубила еще весной.

– То-то и оно! А они затемняли избушку. Не подумала?

– Нет.

– А ты думай! На тебя ведь весь прииск смотрит, не оплошай… Тут по Сафьяновой рассохе троп нет. Охотники сюда не заходят. Но кто знает?.. Есть, которые идут по следу зверя. Спиртоносы проходят на прииск. А у них троп нет. Избушку я ставил с Гаврилой Ухоздвиговым так, что если на нее не натолкнешься, то и не найдешь. Ну, я пойду за Карчиком.

И ушел в чащу.

Из избушки вышла Аниска.

– Дедушка приехал? – спросила у матери.

– Дедушка.

– А ведь он не хотел работать с нами.

– Не хотел, а приехал… Ты с ним о деле-то не разговаривай. Будто ничего не знаешь. Ступай, прибери в избе, – приказала мать.

Ольга с отцом не в миру. Еще позапрошлой весной они поругались. Дочь настаивала на том, чтобы сдавать всю добычу в контору прииска. Семен Данилыч возражал. Наступит черный день, болезнь, пустая работа, крайняя нужда, – как можно приискателю остаться без золота? Семен Данилыч всегда имел небольшой запасец желтого песочка, случалось – менял его на спирт и пил запоем. Возмущенная Ольга заявила отцу, что больше работать с ним вместе не будет, и ушла в тайгу одна.

Нынче весной на участке американской концессии сэра Смит-Вет-Ланге ждали «русскую Ольгу». Но она не побывала и близ концессии. Ольга вспомнила Сафьяновую рассоху. Налимий ключ… Лет пять тому назад, еще при золотопромышленнике Ухоздвигове, Ольга с отцом работали на том месте, где она теперь с Анискою. Они мыли тогда золото в новом русле Налимьего ключа. Были хорошие и плохие взятки, а потом вдруг оборвались. Рыли шурфы в разных местах – и хоть бы золотник!.. Семен Данилыч выругал Налимий ключ и стал собираться домой. Ольга еще в ту пору хотела испробовать старое русло ключа, но отец не согласился, и они ушли.

В средине мая Ольга и Аниска поселились в избушке, построенной Семеном Данилычем по указанию Гаврилы Ухоздвигова. Начиная разработку старого русла, Ольга не спала ночами. Ей даже мерещилось, будто на дне старого русла Налимьего ключа вместо золота лежат налимьи кости. Более двух недель она подводила воду, корчевала кустарник, пытала счастье. В первом взятке оказалось три самородка. Один величиною с наперсток. Ольга плакала от радости и, целуя дочь, говорила:

– Это твое счастье! На тебя, на тебя загадала!..

За два месяца она добыла три фунта и девять золотников высшей пробы. Металл сдала в контору, в присутствии директора прииска. Но менее чем через неделю, как и в прошлом году, все старатели и рабочие Благодатного узнали, сколько сдала золота Ольга Федорова. И опять за ней стали усиленно следить, расспрашивали, где она ехала, какой тропой. Но кто знал? Хитро строил избушку Семен Данилыч, а он, старый приискатель, умел хранить золотоискательскую тайну. Так и спаслась Ольга от нашествия неприятных соседей – старателей.

А мечта Ольги – в Сафьяновой рассохе должен быть открыт большой прииск, советский прииск!

VI

Тайга засыпала. Далеко-далеко на бездонной синеве неба пробивался мерцающий свет тихих звезд. А вокруг сонная благоухающая тишина. Высокие лиственницы и кедры не шумели верхушками, а шептали какую-то сказку. Из Сафьяновой рассохи, с гребней гор, струился свежий холодный воздух в падь, где пряталась избушка.

Устроившись на сходнях у ключа, Ольга брала ладонями холодную воду и, брызгаясь, мыла лицо и шею. Со спины зашел обленившийся Нюхозор, потянулся, выставив передние ноги под углом вперед и выгибая спину к земле, достал мордою до плеча хозяйки. Ольга набрала пригоршню воды и окатила морду Нюхозора.

– Умойся! Ты ведь такой грязный! – сказала она, смеясь.

В избушке из необделанных бревен с накатным потолком было одно крошечное окошечко, затянутое выделанной брюшиной сохатого. Пол – утрамбованный. Вдоль стен – широкие нары. На полу большая глинобитная печка с железным верхом и ржавой трубой. На печке в трех противнях прожаривался взяток этого дня, в двух закоптелых медных котелках дымился готовый ужин. Аниска стояла у печки и протирала деревянной лопаткой комочки глины в противнях. Семен Данилыч, покуривая трубочку, рассматривал старые перчатки и кривой татарский нож с ржавым лезвием.

Вошла Ольга. Повесила холщовое полотенце над нарами и расплела косу. Пышные черные волосы рассыпались по спине. Она хорошо сложена, эта истинная золотоискательница, дочь тайги. Ольге тридцать лет, но по виду ей можно дать не больше двадцати пяти – так она моложава.

– А ты все перчатками любуешься? – спросила она у отца.

Семен Данилыч вздохнул.

– Перчатки-то перчатки, – сказал он, хитровато ухмыляясь в бороду, – да тут еще и ножичек кривой. Хакасский кинжалик. Имурташкин! А перчатки самого Иннокентия Евменыча Ухоздвигова.

У Ольги выскользнули из рук толстые пряди косы.

– Да ты, отец, трезвый ли? – спросила она, сразу настораживаясь.

– А ты меня потчевала?

– Да ты получше присмотрись.

– Весь вечер