Руны земли - Георг Киппер

– Он свысока относится не только к вам, но и ко всем вадландцам.

– Надеюсь, он не останется форингом вашего отряда, – сказал Мирослав и добавил: – Мой отец мне сразу сказал, чтобы я подружился с тобой, после того как ты хорошо выступил тогда на пиру, но у тебя все это время было такое надменное лицо – думал, ты хуже Оттара.

Инги удивился: оказывается, его задумчивость люди воспринимают как надменность.

– Скальд подбирает слова, которые будут слышать и боги; быть может, поэтому у меня такое лицо, – проговорил растерянно Инги.

– Хотнег мне давно объяснил, – улыбнулся Мирослав. – Просто ты другой, а я боялся подойти к тебе и придумывал себе объяснения, чтобы этого не делать.

Подходила к нему и Тордис, но слов для Инги у нее не было, поэтому она просто приносила ему скир[143] с медом и ягодами. Он ел угощение детской ложечкой, а она молча сидела рядом и смотрела.

Утром перед поединком Инги вдруг увидел Ахти, стоящего в темноте у его ног. Финн что-то говорил, но Инги не понимал, и вдруг осознал, что на самом деле все еще спит. Уже просыпаясь, он заметил, как Ахти мотнул головой, вызывая его за собой на выход. Инги окончательно проснулся. Вокруг было темно. Инги вылез из спального мешка, оделся и бережно взял завернутый в полотно меч. Открыл глаза Хотнег, но Инги показал рукой, чтобы тот спал дальше.

Инги вышел под черное небо без звезд. Ни звука. Он прошел сторожей и вышел на берег, спустился к проруби на реке, где женщины брали воду. Огляделся, распеленал меч и сел у воды, осторожно опустил лезвие по рукоять в воду, тут же испугался, что упустит тяжелое железо во мрак воды, но вдруг поймал в мече животную дрожь. Меч затрепетал у него в руке, как пойманная рыба. Инги выдернул его из воды и положил на снег, удивленно глядя на ожившее лезвие. Закатал рукав и сунул ладонь в воду.

«Здравствуй, здравствуй, стылый воздух. Был ли я вызван на пир кровавый, говорил ли слова обидные, обещал невесть что при людях. Кто вспомнит, кто спросит. Здравствуй, здравствуй, черное небо. Был ли я в бою, поил ли вином воронов, отправлял ли друзей в темную Похьелу[144] с костра погребального? Кто вспомнит, кто скажет. Здравствуй, береза вся в серебре. Был ли дом у меня, обнимал ли жену свою, дарившую мне обереги… Ведать не ведаю. Здравствуй, снег, укрывший тишиной эту землю. Помню ли я предков своих, кто скажет о том, кто я такой. Не знаемо. Здравствуй, жгучая вода, привет Хозяину вод, здесь моя рука. Забыл я все, и имени у меня нет. Серебристою рыбиной, быстрым лососем пропусти меня по водам темным, по корягам донным, меж трав сплетающихся, меж льдов утесняющихся, по воде быстрой, по воде медленной, по озерной шири, мимо рек обманных, отведи от ручьев окольных, от болот застойных, приведи к месту знаемому, к месту желаемому…»

Холодные пальцы Илмы коснулись руки Инги. «Ты ли это, мой милый, мой муж далекий? Вот они глаза, плечи, волосы, руки обнимающие, слова не слышимые, но в самое сердце текущие, тоска, тоска в руки отданная, темной воде скормленная, здесь я с тобою и сила моя – твоя!»

«Безымянный, но узнанный, скажу тебе, что прогулка на остров кровавый ждет меня, прости меня, если что, и даруй мне удачу, жена моя!»

Трясясь всем телом от холода, замотал Инги меч тряпкой и побежал к дому. Упал, не раздеваясь, на помост, укрылся спальным мешком.

С рассветом к месту хольмганга потянулись зрители и свидетели. Инги и Оттар отправились туда чуть позже. Первым пришел Инги, щит его нес Хотнег, за ним шел Тойво и болхары, как теперь называли Эрлинга и Кнута-свея. Оттар пришел следом, за ним прыгал на одной ноге Альвстейн.

Здесь уже собрались воины Сигмунда. Все были серьезны. Бывалые воины, каждому из которых не стоило труда прикончить любого из двоих юнцов, серьезно относились к крови. Не только к ней, но и к судьбе, которая была за пределами понимания и Инги, и Оттара.

Здесь стояли берсерки хёвдинга, добродушные и безумные убийцы, готовые голыми руками разорвать в клочья любое препятствие, будь то человек, зверь или укрепление. Наглые молчаливые гестиры, уходящие в ночь и в день, в свои и в чужие земли, знающие сотню способов выжить в снегу, воде, болоте, на камнях, сотню способов убийства и выслеживания. Непоколебимые и хладнокровные знаменосцы отрядов. Зоркие и быстрые впередсмотрящие с отчаянными молодцами первого натиска. Рачительные и расчетливые корабельщики с плотниками, конопатчиками и прочими умельцами. Скипперы и стирманы кораблей, обладающие всеми свойствами дружинников и ведущие их за собой через смерть в Дружину Богов. Рядом с Сигмундом стоял приветливый Хуглейк-купец, за ними дренги. Взгляд Мирослава был печален. Все молчали, только пар шел от голов и плеч. Хавард-стирман объявил условия.

Инги скинул пояс и через голову стянул теплую торку, затем льняную рубаху. Эрлинг хмуро осмотрел тело Инги, проверил щит, пояс, ремни на обуви и обмотки. Кнут посмотрел в глаза Инги.

– Твое право нанести первый удар может сослужить тебе плохую службу. Когда потемнеет в глазах – перетерпи, сосчитай про себя хотя бы до трех и только потом, когда у тебя в голове станет тихо и светло, действуй.

Инги вытер руки о штаны и медленно вынул меч из ткани.

– Взмокли руки у мягкотелого Инги, нет сил обнажить пламя щита, только, верно, слабее будет еще, когда череп ему раскрою до мозга, – услышал Инги насмешку Оттара. Инги с трудом держал дрожь в своих костях, пот холодной слабости тек по его спине, и томление в груди не позволило ответить сразу. Инги вздохнул.

– Был мне другом веселый Оттар, вместе ходили бить тюленя, вместе стояли в крепких играх, знал ли кто, что он сам тюленем станет и нырнет в обиды, как под гладь дороги лебединой.

Инги сглотнул слюну и направил меч в сторону хольмганга.

– Будет мертв сегодня бывший друг, лучше так, чем копить ему женское богатство, черные обиды! – вырвались у Инги слова.

– Хорошо сказано, – улыбнулся Эрлинг и слегка хлопнул по спине Инги.

На ногах словно из теста пошел Инги за ветки орешника. Оттар, также обнаженный по пояс, вошел с другой стороны. Его глаза холодно смотрели сквозь Инги. Вспомнил сын Хельги, как страшен был Оттар в играх с таким взглядом. Мало кто мог устоять против