Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

— Доходит, — ответил Коллинз, хотя и сам был растерян и от количества индейцев, и от их явной беспечности.

Поющие и танцующие женщины вывели друзей на открытую площадку, устланную одеялами и шкурами. Викторио жестом пригласил Рафи и Цезаря сесть по правую руку от него. Коллинз счел, что им оказана огромная честь, поскольку другие вожди и важные гости расположились слева от Викторио. Непосредственно рядом с ним уселся Кочис, далее сын Красных Рукавов Мангас, потом Волчара, Колченогий и воин с обезображенным лицом, которого Рафи знал под именем Локо. Лозен устроилась за спиной брата. Чуть в стороне среди воинов кривил тонкогубый рот мрачный, насупленный субъект с квадратной челюстью. Рафи доводилось мельком видеть его в Санта-Рите. Приметил его и Цезарь.

— Это Джеронимо? — тихо спросил он.

— Думаю, да, — прошептал Рафи. — Видать, притомился резать мексиканцев и приехал сюда отдохнуть.

Вот так насмешка судьбы: встретить разом Волчару и Джеронимо. Рафи представил Кита Карсона, который глядел на него поверх пивных бутылок на столе и говорил с усмешкой: «Эта чудесная парочка доходчиво объяснит тебе, что такое настоящая низость и подлость».

— Кон пермисо. — Юная мексиканка опустилась на колени за Рафи и Цезарем. — Я буду переводить.

— Как тебя зовут?

— Мария. Мария Мендес.

До Рафи внезапно дошло, что им с Цезарем предстоит принять участие в совете. Началось собрание с состязаний в красноречии. Даже Волчара произнес речь — точнее, запинаясь, нашептал ее на ухо Джеронимо, который и говорил за него.

Наконец Викторио перешел к делу:

— Передайте Отцу Ц’эку, что его чада, апачи, жаждут вновь лицезреть его лик у наших костров. Передайте ему, иго наши женщины, как и прежде, собирают еду, но ее не хватает. Наши дети голодают. Матери оплакивают убитых сыновей. Жены оплакивают убитых мужей. Передайте Отцу Ц’эку, что мы хотим мира.

— Но при этом вы отказываетесь переселяться в Боске-Редондо, — склонил голову Рафи.

— Именно так. Мы не станем там жить бок о бок с навахо. Поднялся Нана по прозвищу Колченогий. Он широко раскинул руки, словно пытаясь заключить в объятия весь мир.

— Этой край разговаривает с нами, — промолвил он. — Он учит нас, как правильно себя вести. Не дает порокам и злу одолеть нас.

За ним встал и Кочис:

— Если мы уйдем отсюда, молодежь забудет названия здешних мест. Те, кто забывает названия, забывает их значение, забывает то, что там случилось. Утратив эти знания, мы забудем, кто мы.

Рафи принялся ломать голову над тем, как это все объяснить соотечественникам, а потом понял, что даже пытаться не нужно. Доктор Стек все поймет и так, но он бессилен. А всем остальным просто плевать.

— Я передам ваши слова, — пообещал Коллинз, — но считаю, что Карлтон не передумает.

— Даритель Жизни решает, кто будет есть досыта, а кто нет. Даритель Жизни решает, кому жить, а кому умирать. Даритель Жизни решает, кто уйдет, а кто останется.

После совета пришел черед пиру — еду подавали женщины. Затем Викторио стал раздавать соплеменникам подарки: одеяла, ножи, горшки и бусы. Рафи заметил, что поначалу он вручал вещи женщинам — скорее всего, вдовам. Также Коллинза удивило, что никто не посмел выказать неудовольствия своей долей даров. Возможно, дело было в том, что Викторио держал себя очень уверенно, и это тоже впечатлило Рафи.

Потом настало время танцев. Народ сгрудился возле огромного костра. Люди здоровались друг с другом, болтали и смеялись. Они были дома — в отличие от Рафи с Цезарем, ощущавших себя не в своей тарелке. Они оба стояли вместе с другими мужчинами, чувствуя на себе внимательные взгляды. Особенно пристально двоих гостей разглядывали женщины, Рафи глазами искал в толпе Лозен, зная при этом, что Цезарь сейчас высматривает Пандору. Через некоторое время к друзьям подошел молодой воин со шкурой скунса на голове и принялся о чем-то совещаться с Марией. Наконец мексиканка повернулась к Цезарю и Рафи:

— У Вызывающего Смех есть подарок для черного бледнолицего.

Молодой воин держал в руках пару высоких мокасин, украшенных узором из бусин. Он заговорил, причем так быстро, что Мария едва успевала переводить:

— Когда моя жена сделала эти мокасины четыре года назад, я спросил ее: «Отчего они такие большие? В каждом из них можно ребенка таскать». Она ответила, что они подойдут черному бледнолицему и когда-нибудь она вручит их ему. — Вызывающий Смех протянул подарок Цезарю.

— Только не благодари, — чуть слышно процедил Рафи сквозь зубы.

— Почему?

'— Это невежливо. Скажи, что будешь носить их долгодолго. Что-нибудь в таком духе.

Цезарь стянул с головы шляпу. Прижимая ее к груди одной рукой, другой он взял мокасины.

— Передай жене, что они очень красивые.

— Она велела передать тебе, что назвала нашего сына Ч’инаихи’дили, — произнес Вызывающий Смех. — Это значит Освобождающий.

— Я был бы рад повидаться с ним.

Вызывающий Смех снова принялся что-то обсуждать с Марией, после чего отправил куда-то мальчишку. Вскоре появилась Одинокая, следом за которой шел ее пятилетний сын.

— Не вздумай заговаривать с ней, — вполголоса предупредил негра Рафи. — Знаю, ты мог слышать самые разные сплетни о женщинах-апачах, но на самом деле они целомудренны, как Дездемона.

Цезарь присел на корточки и достал перочинный нож с рукояткой, выточенной из оленьего рога. Ребенок завороженно уставился на него, и негр принялся показывать, как вынимать лезвие. Затем он положил нож на ладонь и протянул Освобождающему.

— Пожалуйста, скажи ему, что это подарок от меня, — попросил он Марию, и та послушно перевела.

Ребенок подбежал к негру, в мгновение ока схватил нож с его ладони, после чего снова спрятался за юбку матери. Цезарь расхохотался так громко и так искренне, что все на него оглянулись.

— Скажи ему, что я буду называть его Чарли, — попросил он Марию.

Одинокая наклонилась и что-то прошептала сыну на ухо. Тот вышел у нее из-за спины и встал рядом.

— Шида ’а, — произнес он.

— Это значит «дядя», — пояснила Мария.

— Дядя! — просиял Цезарь, повернувшись к Рафи: — Вот у меня и родня появилась.

К Чарли-Освобождающему присоединился еще один мальчуган. Мария объяснила, что это Уа-син-тон, или Вашингтон, — сын Викторио и его второй жены. Вскоре оба мальца катались на плечах у чернокожего гиганта. Еще до окончания танцев дети уснули у Цезаря на коленях.

Когда Викторио объявил последний танец, Рафи уже и сам клевал носом. Вдруг кто-то похлопал его по плечу. Вскинув голову, он увидел удаляющуюся Лозен — она направлялась на танцевальную площадку, где уже собирались парочки. Рафи хотел было отказаться от приглашения, но не рискнул: он