Ольвия - Валентин Лукич Чемерис

Дарий решительно настаивал на немедленных действиях.

— Чем быстрее мы начнем, тем больше будет надежды на успех. Промедление — смерти подобно, — уверял он товарищей по заговору.

Отан тогда обратился к нему почтительно, но осторожно. Очень осторожно. (О, он осторожен, как лис, этот Отан, может, потому и живет так долго!)

— Сын Виштаспы! Отец твой — доблестный муж. И ты не уступаешь ему в доблести. Но не торопись так безрассудно с нашим опасным делом. Нужно еще привлечь на свою сторону побольше знатных мужей, и уж тогда всем вместе и нападем на мага.

Дарий едва сдержался.

— Если мы последуем совету Отана, — сказал он тихо, но твердо, — то нас всех ждет жалкая гибель. Ведь кто-нибудь из нас не выдержит и донесет магу, чтобы получить выгоду самому и спасти свою голову. С заговорщиками так часто и бывает. Нет, откладывать задуманное — это смерть. Давайте осуществим наш замысел сегодня, ибо если мы упустим сегодняшний день, то завтра я сам пойду к магу с доносом на вас, чтобы никто другой не успел меня опередить.

Это было сказано так искренне и убедительно одновременно, что Отан как будто бы и согласился с мнением Дария.

— Хорошо. Представим, что мы пойдем сегодня…

— Сейчас! — жестко вставил Дарий. — Немедля!

— Пойдем сейчас, — повторил Отан, — но как мы проникнем во дворец? Там ведь стража.

Но у Дария и на это был готов ответ:

— Никто из стражей не станет задерживать таких знатных мужей, как мы. Либо из уважения к нам, либо из страха перед нами. Если же они осмелятся… сделают попытку не пустить во дворец, то я скажу, что прибыл только что из Персии и хочу передать вести от своего отца. Где ложь неизбежна, — добавил он, помолчав, — там нужно смело обманывать.

Отан все еще колебался, остальные же заговорщики выжидательно поглядывали на него.

И тогда слова попросил Гобрий.

— В Гатах Авесты сказано: «Скот нуждается в добром хозяине. Сам пророк молится об избавлении скота от дурного хозяина». Так сказано в Яснах, в фаргарде 33. Там же далее сказано: «Душа скота ропщет по поводу того, что у нее нет сильного защитника». — Он умолк, обвел присутствующих пристальным взглядом, словно каждому из них пытаясь заглянуть в душу, и закончил так уверенно, будто с ним уже все согласились: — Будем изгонять от персидского стада дурного хозяина, да к тому же — самозванца. Я за то, чтобы принять совет Дария, не расходиться, а прямо с нашего совета идти на мага. Так меньше риска, что провалимся, и больше надежды на успех.

— Что ж… — Отан еще мгновение поколебался, вздохнул и закончил: — Тогда — помолимся богам.

После молитвы заговорщики спрятали под плащами кинжалы и пошли к царскому дворцу. Шли гордо, спокойно и уверенно, как и подобает столь знатным мужам. И стража их молча пропустила. Еще бы! Знатнейшие мужи Персии! Равные самому царю, хоть он и считается богом. Правда, знатнейших мужей во дворе перехватили евнухи и попытались было их задержать, но заговорщики в один миг искололи прислужников мага кинжалами и ринулись во дворец. Маг Гаумат и его сообщник, тоже маг, услышав предсмертные крики евнухов, поняли, что происходит, и бросились к оружию. Лжебардия успел схватить лук, а его сообщник — копье. Защищаясь, он ударил Ардуманиша в бедро, а Интаферну выколол глаз. Но Гаумат не мог пустить в дело лук, потому что Дарий и Гобрий подскочили к нему вплотную и начали теснить мага к стене. (Дарий и по сей день видит перед собой выпученные от ужаса черные глаза мага и его искривленный рот с дрожащими губами.) Маг, должно быть, почуял свой конец, ибо бормотал что-то невнятное, а руки его дрожали, словно в лихорадке, будто его била трясучка. Дарий, сделав выпад, хотел было ударить кинжалом под ребро, но маг, подпрыгнув, на диво проворно бросился бежать во внутренние покои и даже попытался было закрыть за собой дверь. Дарий и Гобрий кинулись за ним и оба одновременно ударились в дверь плечами. А были они сильны и ударились с такого разбега (у Дария потом долго ныло ушибленное плечо), что дверь распахнулась настежь, и они едва удержались на ногах, въехав в зал, словно по скользкому.

Первым с магом сцепился Гобрий. Он сделал выпад, но маг успел перехватить его руку выше локтя и так стиснул ее костлявыми пальцами, что Гобрий не мог ни освободить ее, ни нанести ею удар. А перехватить кинжал левой рукой, как то следовало делать в подобной ситуации, он впопыхах или в горячке не догадался. И он дергал свою руку с кинжалом и невесть почему кричал: «Да пусти же… пусти… вцепился, как пантера…» Маг же, зажав его руку, сдавливал ее еще крепче, и оба они топтались посреди зала, и ни тот, ни другой не мог взять верх. А вокруг них метался растерянный Дарий, делал взмахи кинжалом, но маг вертелся так, что каждый раз под выпад Дария попадала спина Гобрия. И Дарий опускал руку. К тому же в зале было темновато, и Дарий боялся в этой суматохе прикончить товарища.

Так долго продолжаться не могло. Первым опомнился Гобрий и закричал:

— Да бей же, почему медлишь?!!

— Боюсь, как бы в тебя не попасть, — отвечал Дарий.

А маг стискивал руку Гобрия как железом и вертелся так, чтобы от второго нападающего его все время защищала спина Гобрия. Маг, верно, оправился от первого испуга и пытался выиграть время, рассчитывая, что кто-то из дворцовых слуг прибежит ему на выручку… Это почувствовал и Гобрий, к тому же во дворце уже слышался топот ног — кто-то кому-то бежал на помощь. И тогда Гобрий закричал Дарию:

— Бей кого попало!!!

И Дарий, размахнувшись, нанес удар. Кинжал его по самую рукоять вошел в чей-то бок. Гобрий и маг на миг застыли.

Дарий выдернул кинжал и тоже застыл — в тот миг он был не уверен и не мог еще понять, в кого же попал. Но вот маг с шумом выпустил воздух и как подкошенный рухнул на бок. К нему подскочил Гобрий и одним ловким ударом кинжала отсек Лжебардии голову. Брызнув чем-то черным (в полумраке дворца кровь мага показалась черной), голова покатилась по мозаичному полу. Гобрий бежал за