Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

избушки шумел хвойный лес. В крошечное окно заглядывала круглоликая луна. «Какая же она насмешливая», – подумал Миша и сам невольно усмехнулся, а вернувшись к думам об отце, громко и тяжело вздохнул.

– Ты что это? – спросил все еще не спавший Антон.

Миша не ответил. – «Спросонья, должно. Вот и парня напужал своими разговорами», – с укором себе подумал Антон, нисколько не сомневаясь, что Миша бредит медведем.

3

С утра падал снег – пушистый, весенний, но не обильный, снежинка за снежинкой он медленно опускался на землю. Антон только под утро заснул, потому и встал с нар сердитый и мрачный.

– Худой в тебе ноне дух, – ответил Митюха.

– Уж какой есть, – проговорил нехотя младший брат.

Наскоро позавтракав, все трое отправились к берлоге. Собаки шли между деревьями впереди и, точно зная, где удобнее проходить на лыжах, бежали именно там, где проходили потом охотники.

Берлога была под огромной выскорью, образовавшейся на месте вывороченного бурей кедра. Братья Черновы долго раздумывали молча. На север от берлоги виднелась заросшая темным лесом гора, на юге расстилалась большая пойма реки Кижарта, на запад уходила рассоха от горы, а на восток – лес в белом уборе зимы.

– Приступаем? – спросил Антон.

– Приступаем.

– Выход оставим в гору?

– В гору, – согласился Митюха. – Только ты не робей! Всякая примета – дура! А ты, Михайло, стань вот под этот корень и ширяй шестом в берлогу.

Но Мише не пришлось долго ширять. Кто-то там, под землею, вдруг схватил шест, и он с треском пополз под землю, в берлогу: Мише стало страшно. Впервые ему довелось встретиться с таким зверем, который способен драться с человеком палками и шестами.

«Вот еще!.. А вдруг эта самая старица выскочит на меня с моей стороны?» Это «вдруг» пугает человека своею неожиданностью. И Миша хотел предусмотреть всякую неожиданность. Поставив карабин на боевой взвод, он осмотрелся кругом.

Собаки, разгребая лапами снег, рвали седоватый утренний воздух тайги надрывным лаем. Две из них, пестрые, поджарые, маленькие, с короткими ушами, лаяли часто и без умолку, пронзительно взвизгивая. А Черня, здоровый вислоухий кобель на белых лапах, тявкал басом и лениво, точно он знал, что расходовать силы пока нет надобности. Митюха с винтовкой наизготовку стоял со стороны горы, где был оставлен выход: с двух сторон охотники завалили берлогу валежником. Антон был на противоположной стороне от Миши и злил шестом обитателей подземелья, где раздавалось тяжелое рявканье медведицы и злое ворчание самца. Лыжи и охотничьи сумки были оставлены в стороне от берлоги, под лиственницей. Митюха, в черном полушубке, перепоясанном ремнем, в шапке-малахае, с большим ножом в ножнах на ремне, имел более спокойный вид, чем Антон, который заметно волновался. Антон то с остервенением тыкал шестом в берлогу, то оглядывался на собак, которые были с его стороны, то смотрел на спокойного Митюху, точно читал его указания по выражению лица.

– Вдарь крепче! – скомандовал Митюха.

Антон ударил с размаху. Под землею раздался такой страшный рев, что Миша выронил палку и схватился сначала за винтовку, а потом за нож. Эти его движения не остались незамеченными охотничьим глазом Митюхи.

– Михаиле, дух держи!..

И только раздались эти слова, как земля под ногами у Миши вздрогнула, и он расширенными от страха глазами уставился на узкую щель в подземелье, запорошенную куржаками от медвежьего дыхания, и не заметил, как вынырнул самец со стороны Антона. Охотник отскочил в сторону, и в этот же миг раздался меткий выстрел старшего Чернова. Бурый обитатель подземелья ткнулся головой в снег, покрытый коркой наста, но не был убит. Через мгновение он поднял голову, раздвинул пасть и, пятная снег дымящейся струйкой крови, подался грудью вперед – и вдруг прыгнул!.. Антон сделал крупный шаг в сторону, три раза на ходу передернул затвор винтовки и ни разу не выстрелил… «Что такое? Почему он не стреляет?» – только и успел подумать Миша, как новая обстановка потребовала его действий. Антон второпях сделал неосторожный тяжелый шаг, провалился в снег по самую грудь, бросил винтовку и выхватил нож. Свирепый самец был почти рядом с ним. Зверь был настолько разъярен, что даже не оборачивался на собак, которые, извиваясь вокруг него, рвали его зад. Тут-то ленивый Черня и показал себя: он прыгнул на спину медведя и вцепился ему в шею. Миша выстрелил, медведь присел на лапы и сровнялся со снегом.

Все это произошло так быстро, что ни Миша, ни Антон не приняли участия в главном; медведица выждала момент, когда собаки и люди были заняты самцом, и вынырнула не там, где ее ожидали, то есть у горы, а пошла тем же следом, что и самец. И если бы была она одна! Одновременно с самкой-старицей в этот же миг, – вернее, на несколько секунд раньше, – из берлоги со стороны Чернова-старшего показалась молоденькая самка, годовалый детеныш медведицы. Это-то и ввело в заблуждение бывалого охотника… Молоденькая самка, предусмотрительно отворачивая голову под корни выскори, вышла не головою, а как-то бочком. Митюха не стрелял, ожидая, что будет дальше. «Экая хитрая бестия! – думал он. – Да это же молодая, а не старица? Вот те и на! А рявкала, ровно старица. Или это самец так ухал?» И в тот момент, когда Митюха выстрелил в молоденькую рявкнувшую самку, старица одним прыжком перелетела через колодину и оказалась рядом с ним. Все это произошло с такой быстротой, что старый охотник не успел заслать в ствол патрон… «Экая тварь!.. Экая хитрющая тварь!..» – несколько оторопев, пробормотал Митюха, понимая, что ему предстоит схватиться с хозяйкой берлоги врукопашную.

Но огромная темно-бурая медведица не поднялась на задние лапы, как того ожидал Митюха, она осталась на четырех и, не рявкая, как обыкновенно, а молча, пожирая охотника злым взглядом красноватых глаз, двинулась на него с поспешностью, какой нельзя было ожидать от нее. Корка наста под ее тяжестью осела, и Митюха, проваливаясь в глубокий снег, ухватился рукой за торчащий из-под снега корень дерева, под корневищем которого была выскорь. И только успел он выбраться из ямы, как в этот же момент растравленная самка схватила пастью, как клещами, ступню его ноги, обутой в унт.

– Братуха!.. Братуха!.. – раздался надрывный вопль старшего Чернова.

Миша вздрогнул и кинулся широкими, по-мужичьи, прыжками в сторону Митюхи. А с Антоном произошло необыкновенное и трудно объяснимое. Такое, что потом, много времени спустя, припоминая этот момент, Антон спрашивал себя: «Да как же это могло быть? Будто меня кто-то околдовал тогда!..»

А случилось вот что: Антон слышал зов старшего брата, но, вместо того чтобы кинуться на помощь, стоял подле убитого самца в состоянии крайнего замешательства