Лицом к лицу - Александр Николаевич Кутатели

— Вы забыли еще назвать Леона Мерабяна и Маргариту Летц, — язвительно заметила Нино.

Корнелий снова смутился.

— Откуда вы знаете Леона Мерабяна? И почему вам понадобилось причислить к моим друзьям Маргариту Летц? Это, наверное, Миха наболтал вам?

— Миха я давно уже не вижу. О недостойном же вашем поведении говорит весь город. Вы дезертировали из армии, дружите с врагами нашего народа, проводите время в их компании и с этой немкой Маргаритой… — Нино покраснела и с отвращением взглянула на Корнелия.

— Пусть болтают сколько им угодно, — сказал он, справившись со смущением. — Маргарита Летц не мой друг, а друг вашего дяди Джибо. Что же касается Леона, то он вовсе не наш враг…

Нино показалось неудобным продолжать разговор о Маргарите, и она заговорила о другом:

— Но согласитесь, что вы и в самом деле опозорили себя тем, что не пошли на войну.

— Я с самого начала был против войны между грузинами и армянами. Без дружбы между нами невозможно существование наших республик. Но дело сейчас не в политике. Я замечаю, Нино, что в последнее время вы стали очень недоверчиво относиться ко мне. Вы, наверное, в этом не виноваты.

— А кто же?

— Ваши родители, родственники…

Нино внимательно, словно впервые, принялась разглядывать красивые, грустные глаза Корнелия, волосы, разделенные ровным пробором, драповую студенческую шинель. Ее вдруг снова неудержимо потянуло к нему, слезы готовы были брызнуть из глаз, но она опустила голову и постаралась взять себя в руки.

— Я знаю, — тихо и грустно продолжал Корнелий, — что ваши близкие стараются оговорить меня перед вами… Сами мучаетесь и меня замучили… Давайте не будем ссориться, Нино. Можно мне снять шинель?

Нино вздрогнула, вспомнив предупреждение Эло: «Помяни мое слово, этот хитрец станет тебе нашептывать, а ты, конечно, сразу же растаешь, и снова начнется ваша любовная канитель».

Нино вскочила и растерянно посмотрела на него.

— Нет! Мне пора домой.

Она надела пальто, заперла дверь и оставила ключ от комнаты соседям. Они вышли на улицу. Корнелий шел рядом с нею, не рискуя взять ее под руку. Разговор не клеился. Они молча прошли Верийский подъем. На углу Грибоедовской Нино остановилась. Лицо ее было бледно.

— Когда в Карисмерети, — промолвила наконец она, взглянув на Корнелия, — я дала вам согласие стать вашей женой, я была глупой, неопытной девочкой. Теперь же… — Смутившись, она закусила губу и опустила голову.

— Зачем, зачем вы говорите так? — ужаснувшись, спросил Корнелий.

Нино вздрогнула. Она шла, точно пьяная.

— Да, теперь я уже не та, что прежде, — ответила она. — На многое в жизни смотрю я теперь иначе, многое я узнала о вас.

— Что же вы могли узнать обо мне?

— Узнала, что вы никогда не были со мной искренни. Обманывали меня. Никогда не любили, изменяли мне… — Слезы душили ее.

— Нино, перестаньте говорить так, — внушительно произнес Корнелий, взяв девушку за руку. — Довольно!

— Нет, не перестану! Я для того и встретилась с вами, чтобы сказать все.

— Неудачной, однако, получилась наша встреча.

— Я и сама это вижу… Но я вынуждена отказать вам. Я не могу быть вашей женой… Я боюсь… Я вам не верю…

Голос ее дрожал. Она тяжело вздохнула и быстрыми шагами, словно опасалась упасть, подошла к подъезду. Корнелий в недоумении застыл на месте.

— Постойте! Разве нельзя обо всем поговорить спокойно?

Нино вспыхнула.

— Это вы, только вы способны говорить о таких вещах спокойно. А я не могу, мне противно!.. — крикнула она и вбежала в подъезд.

Тяжело опираясь о перила, Нино поднялась по лестнице. Остановилась около двери и ощупью стала искать дверную ручку. Потом оглянулась на Корнелия, и сердце ее сжалось. Сняв фуражку, он стоял перед ней, словно окаменевший. Волосы его были растрепаны, словно над ним только что пронеслась буря. Руки бессильно повисли, как обломленные ветром ветви, и только блестевшие глаза выдавали мучительную боль, охватившую все его существо.

Нино протянула ему руку:

— Прощайте. Я не могу быть вашей женой. Но это, конечно, не значит, что мы расстаемся врагами. Ведь были же у нас счастливые дни, красивые, радостные встречи. Ну, скажите, разве не правда? Почему вы молчите? Отвечайте! — крикнула Нино.

Корнелий зашатался, схватил ее за руку.

— Были и будут! Разве могу я стать вашим врагом? Неужели вы сомневаетесь в моей любви? Обмануть вас?! Мы оба жертвы недоразумения… — Он отвернул край перчатки Нино и поцеловал ее руку.

Тонкий, волнующий аромат знакомых духов одурманил его, и он снова прильнул губами к ее руке.

Наконец Нино отняла руку и нажала кнопку звонка.

Корнелий отскочил и прижался спиной к стене. Саломэ открыла дверь, и Нино вошла в переднюю. Корнелий замер. В его ушах стоял странный шум, словно тысячи цикад стрекотали вокруг.

Неожиданно дверь снова приоткрылась, и вырвавшийся из комнаты луч света осветил площадку. В дверях показалась Нино.

— Прощайте, не думайте обо мне плохо, прощайте!..

Дверь медленно закрылась. В полоске света, постепенно суживавшейся, виднелось лицо девушки. На ее глазах сверкнули слезы. И вдруг все исчезло, словно между ними опустился черный занавес.

КАК РОЖДАЛОСЬ ПИСЬМО

Мы так недавно, так нелепо разошлись…

Из старинного романса

1

Корнелий вышел на проспект. На углу он чуть не столкнулся с Евтихием. Однако, не сразу заметив повара, прошел мимо. Тот окликнул его. Корнелий вздрогнул, остановился.

— Уж не от нас ли идешь? Как дела? — улыбаясь, спросил Евтихий.

— Дела мои, да и, кажется, во всем мире, неважные…

Разинув рот, повар с удивлением взглянул на Корнелия. Тот взял его под руку и повел к ресторану. У входа остановился.

— Зайдем, разопьем бутылочку, — предложил Корнелий.

Из приличия Евтихий начал было отказываться:

— Неудобно, право, я и так перед тобой в долгу…

— В каком там долгу? Я просто хочу тебя поздравить с твоей предстоящей женитьбой, — сказал Корнелий и стал спускаться с ним в ресторан, помещавшийся в подвале.

Евтихий просиял, но, войдя в зал, оробел и смущенно, на цыпочках, следовал за Корнелием. Они заняли столик у самой эстрады, на которой лысый тапер, одетый в потрепанный костюм, играл на рояле. Он повернул голову и оглядел пришедших огромными, выпученными, как у буйвола, глазами. Узнав Евтихия, он удивился: «Что может быть общего между поваром и этим студентом?»

— Здравствуйте, маэстро! — улыбаясь, приветствовал тапера Корнелий.

Музыкант, польщенный вниманием, заерзал на стуле и вдруг заколотил своими длинными пальцами по клавишам с таким остервенением, точно не играл, а колол дрова.

— Давайте-ка пересядем куда-нибудь подальше, а то перепонки в ушах лопнут, — предложил Корнелий Евтихию