Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

осталась лейб-гвардии за 2-м стрелковым Царскосельским полком. Насколько интенсивен был бой, можно судить по тому, что одним лейб-гвардии 2-м стрелковым Царскосельским полком было за 1-ое октября израсходовано 8000 ручных гранат. Потери немцев были громадны. Потери гвардейских стрелков выразились в 11 офицеров и 1127 стрелков, из них убито 3 офицера и 160 стрелков».

Как свидетельствует Верцинский, в осенних боях «ряд повторных атак предписывался свыше стратегическими соображениями, имели целью удержать значительные силы противника в этом направлении и лишить его возможности переброски части сил на другие фронты. Все это должно было быть достигнуто ценой значительно меньшей крови. Надо признать, что атаки велись шаблонно, без достаточной продуманности, без тщательной подготовки и с недопустимой суетливостью и поспешностью».

Известен приказ генерала Брусилова, относящийся к осени 1916 года, в котором он требует: «Теперь для успеха наступления надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь в еще более густых цепях и даже в колоннах. Немцы так и делают и теряют меньше нас, потому что у них в строю дисциплина и строгий порядок. Кроме того, сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их». Командующий VI германского корпуса генерал Георг фон дер Марвиц отмечал, что в районе атак 8-й армии «русская артиллерия стреляла в собственные окопы, чтобы заставить пехоту атаковать».

Гвардейские полки поднимались в атаку по десятку и более раз в течение одной операции (всего летом-осенью 1916 года русские войска предприняли шесть наступлений на Ковель). Штабные «Минотавры» угомонились лишь после 5 октября, когда Николай II собственноручно начертал на докладной записке генерала Алексеева: «Я решительно против дальнейшего развития операций 8-й и Особой армий, операции, обещающей нам минимальный успех при громадных потерях». На фронте и в тылу открыто говорили о том, что наше наступление захлебнулось в крови, в том числе по вине командующего Юго-Западного фронта. Сам Брусилов, отводя от себя обвинения в чрезмерно расточительном расходовании живой силы, впоследствии писал: «Слыхал я упреки, что я не жалел дорогой солдатской крови. Признать себя в этом виновным я по совести не могу. Правда, раз дело началось, я настоятельно требовал доведения его до успешного конца. Что же касается количества пролитой крови, то оно зависело не от меня, а от тех технических средств, которыми меня снабжали сверху, и не моя вина, что патронов и снарядов было мало, недоставало тяжелой артиллерии, воздушный флот был до смешного мал и недоброкачественен и так далее».

Общие потери русской армии в летней кампании 1916 года, по данным генерала Н. Н. Головина, составили 1 200 000 убитыми и ранеными и 212 000 пленными; из них на долю Юго-Западного фронта приходилось, по-видимому, не меньше 1 300 000 человек[156]. Потери противника должны были варьироваться в пределах 1,3—1,5 млн человек (в том числе около 500 000 пленных)[157]. Русские войска захватили 581 орудие, 1 795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, не считая большого количества другого военного имущества.

Итогом Брусиловского наступления, начавшегося с широкого стратегического прорыва, был всего лишь тактический успех, хотя и внушительный – линия Юго-Западного фронта отодвинулась на запад почти на сто километров. И тем не менее, по признанию английского военного агента Нокса, «Брусиловский прорыв стал самым выдающимся военным событием года. Он превосходил другие операции союзников и по масштабу захваченной территории, и по количеству уничтоженных и взятых в плен солдат противника, и по числу вовлеченных вражеских частей».

Чтобы сдержать натиск Брусиловских армий, противник вынужден был перебросить в Галицию больше 40 пехотных и кавалерийских дивизий. Русские победы, одержанные летом 1916 года, оказали неоценимую помощь Италии и сильно облегчили положение англо-французских войск под Верденом и на Сомме.

Но самым важным стратегическим последствием летнего наступления Юго-Западного фронта было вступление в войну Румынии. С первых дней европейского конфликта румынское правительство вело переговоры с обеими воюющими сторонами, стремясь наиболее полно удовлетворить свои территориальные притязания. Враждовавшие блоки проявляли щедрость за счет противной стороны: если Антанта сулила румынам в награду венгерскую Трансильванию и австрийскую Буковину, то Центральные державы манили их русской Бессарабией. Румыны осторожничали, и эта неопределенность сохранялась всю первую половину 1916 года, несмотря на страстное желание Франции и Англии разгрузить Западный фронт за счет растяжения Восточного. Вскоре после начала Верденской операции, 3 марта, генерал Жоффр сообщил начальнику штаба русской Ставки, что «нет такой цены, которая могла бы окупить нам содействие Румынии».

Генерал Алексеев нимало не сомневался в этом. Но для него было также очевидно, что румынский нейтралитет больше соответствовал русским интересам. Выступление Румынии потребовало бы от России оказания новому союзнику обильной помощи людьми и снаряжением (сама Румыния располагала лишь тремя заводами, производившими легкое вооружение). «Никогда не стремился я привлечь румын к нашему союзу», – писал Алексеев еще 6 августа.

Эта позиция начальника штаба Ставки, возможно, и была наиболее здравомыслящей до начала летней кампании 1916 года. Но Брусиловский прорыв на короткий срок изменил весь расклад сил. Вступление Румынии в войну на стороне Антанты в июне-июле могло бы окончательно добить Австро-Венгрию, так как в то время Германии просто неоткуда было взять столько свободных дивизий, чтобы закрыть 500-километровую прореху румынского фронта. Российская дипломатия должна была добиться немедленного выступления Румынии на любых условиях и под любые гарантии. Переговоры, однако, затянулись, во многом по вине румынской стороны, привыкшей за два года войны торговаться без зазрения совести. Лишь 27 августа Румыния объявила войну Австро-Венгрии, Турции, Германии и Болгарии, предварительно продав Центральным державам урожай 1916 года и в мельчайших подробностях оговорив со странами Антанты вопрос денежной и территориальной компенсации. К этому моменту наступательный порыв армий Юго-Западного фронта уже безнадежно иссяк.

Новые трудности на востоке и полное отсутствие каких-либо успехов на западе знаменовали полный провал стратегии Фалькенгайна. Извещенный о том, что кайзер перестал ему доверять, он подал в отставку. На следующий день, 28 августа, начальником Генерального штаба был назначен Гинденбург. Неразлучный Людендорф занял должность генерал-квартирмейстера (так в германской армии исторически назывался заместитель начальника Генштаба).

Новые руководители германской армии сразу же начали усиленную переброску войск с Западного фронта на Восточный. Прибытие девяти германских дивизий под общим командованием генерал-фельдмаршала Макензена положило конец первоначальным успехам румын, сумевших продвинуться на 80 км вглубь Трансильвании. Германский Генеральный штаб еще раз