Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

боевой пост, так и оставшись там. Адмиральский салон располагался в самой корме корабля и был уже отрезан пожаром. Возможно, кто-то другой предпочел бы в такую минуту думать уже исключительно о себе. Но Платер был человеком чести, да и к тому же не робкого десятка, а потому вместо того, чтобы спасаться, контр-адмирал бросился вниз в свой салон по трапу. Во флагманский салон он прорвался каким-то чудом, сбивая с себя пламя и изрядно обгорев. Обратно оттуда выбраться было уже невозможно, так как за бежавшим по трапам контр-адмиралом сразу же рушились прогоревшие балки. Весь входной тамбур был тоже объят пламенем.

– Чего ждем! – прокричал, вбежавший в салон Платер.

– Приказа! – невозмутимо ответил лекарь Корнелиус.

– Теперь, кажется, вы его дождались! – прорычал Платер.

Лекарь и боцманмат помогли ему сбить пламя с тлевшего сюртука. Теперь в огненной ловушке их было уже трое: двое не покинувшие своего поста без приказа и тот, по чьей забывчивости они там оказались, но кто все же нашел в себе мужество разделить участь тех, кого он невольно приговорил к смерти. А огонь уже лизал двери флагманского салона, наполняя его удушающим дымом. Теперь дорога была каждая секунда. Контр-адмирал Платер в этой критической ситуации, впрочем, ни головы, ни самообладания не потерял.

– Делай как я! – прокричал он своим сотоварищам по несчастью.

В несколько ударов сапог они дружно вышибли раму кормового окна. Затем все втроем бросились через окно и уцепившись за свисавшие вниз шлюпочные тали, повисли на них. А внутри адмиральского салона уже бушевало пламя. Его языки вырывались через разбитое окно, обдавая висевших людей пеплом сгоревшего дерева и искрами. На удачно подвернувшихся талях контр-адмирал с лекарем и боцманматом провисели до тех пор, пока их не сняла подошедшая к корме "Фершампенуаза" шлюпка. Небезынтересные воспоминания написал об обстоятельствах этой трагедии и тогдашний лейтенант Иван Шанц, впоследствии ставший адмиралом и оставивший значительный след в истории нашего флота периода перехода его от парусных кораблей к первым броненосцам-мониторам. Спустя несколько десятилетий в журнале "Морской сборник" адмирал Иван Иванович фон Шанц опубликовал свои записки: "Последними оставили корабль я и корабельный кузнец. Находясь на кубрике для тушения пожара, я упал в обморок и г. Тибардин, стараясь привести меня в чувство, сорвал с меня сюртук и обливал меня водою. Придя в память, и снова бросившись в огонь, я забыл о сюртуке, потому что и без него было очень жарко.

Когда корабль был уже на мели и кормою к ветру, а пламя охватило все батареи, я очутился на гальюне с помянутым кузнецом и матросом (фамилии коих, к сожалению, не упомню). Пламя, достигшее уже до дверей, ведущих из палубы на гальюн, обдавало нас невыносимым жаром. Будучи в одной мокрой рубашке, я чувствовал с другой стороны сильный холод от ветра. Находясь в таком положении, я сказал матросу:

– Братец мой, у дверей капитанской каюты под склянками висит мой новый фризовый сюртук. Попробуй-ка, не достанешь ли его?

– Но ведь там все в огне!" – отвечал матрос.

– Ничего! – возразил кузнец – Ведь Иван Иванович перемерз до смерти! Шлюпки же нет и броситься в воду нельзя! Утонем как все остальные дураки, которые на это решились. Ступай же с Богом!

Сказав это, кузнец открыл двери, вытолкнул матроса в спину и запер за ним. Матрос не заставил себя долго ждать. Через несколько секунд после его ухода с треском растворились гальюнные двери и нас обдало пламенем. С ним вместе явился и матрос с сюртуком. Вскоре прогорела и дверь. Пламя разрасталось горизонтально над нашими головами. Над нами же горел фока- рей с парусом. Куда деваться?

В эту критическую минуту бедный спаситель мой матрос потерял голову. Не слушаясь нас, он взобрался на утлегарь и прыгнул в воду, откуда прямым путем отправился в вечность. Мы же кое-как ползком перебрались на левый крамбол, под которым висел плехт (один из корабельных якорей – В.Ш.). около лап его, уже раскаленных до красна и висевших над самою водою, держались на воде Бог весть за что двое несчастных, просивших помощи, но вскоре вопль их утих. Когда мы добрались до конца крамбола, кузнец расположился сзади меня и ну давай махать и кричать о помощи.

Здесь я должен заметить, что корабль находился от стенки не в 10 саженях, как сказано в статье (здесь идет речь о статье, написанной по материалам официального расследования – В.Ш.), а, по крайней мере в 40. Если бы расстояние от корабля до стенки было только 10 сажен, то стенка бы неминуемо сгорела.

Тщетно прося помощи, кузнец объявил мне, что шуба его горит на спине и что, ежели мне угодно подвигаться вперед, то он бросится в воду и оставит меня. Я подвинулся еще дюйма на два до нельзя. Кузнец уже сидел на шкивах, обхватив своими руками мои плечи, чтоб я не потерял равновесия и не упал на лапы плехта.

– Вот идет шлюпка, ваше благородие! – радостно сказал мне кузнец. Действительно к кораблю приближалась шлюпка с офицером, но, увы, подойдя к тому месту, где вода от жара сделалась красною, поворотила назад. Однако, слава Богу, через несколько минут показалась гичка адмирала Платера с одними гребцами и с одного маху оказалась прямо под крамболом, несмотря на то, что волосы у гребцов почти загорались (гичка была укомплектована гребцами-матросами из числа команды "Фершампенуаза" – В.Ш.).

– Иван Иванович! – кричали неустрашимые гребцы. – Ради Бога бросайтесь скорее или мы сгорим и фока-рей сейчас упадет на нас!

Я бросился мимо плехта и гички в воду и вслед засим почувствовал удар в голову. Это ударил меня друг мой кузнец каблуком своим. Вслед за кузнецом слетел вниз и фока-рей, весь объятый огнем. Нок его, переломившись о сетки, упал возле гички. Гребцы с ужасом спешили оттабаниться и сразу, переломив три весла, миновали опасность. Но они страдали более нас, потому что наша одежда была мокрая, а их загоралась.

Все имущество мое сгорело на корабле и на другое утро БУКВАЛЬНО (выделено И.И.Шанцем) у меня не было даже собственной рубашки. Единственным утешением мне был следующий отзыв Михаила Петровича Лазарева в следственной комиссии: "Если бы все действовали как лейтенант И.И. фон Шанц, то может быть корабль был бы спасен".

* * *

Покинутый командой "Фершампенуаз" горел еще целые сутки, до тех пор, пока совершенно не выгорел до самого днища. Тем временем спасенных людей разместили в береговых экипажных казармах. О случившемся уже в день катастрофы было доложено и императору Николаю Первому, и он