Я, Юлия - Сантьяго Постегильо

Он вздохнул.

Может, оно и к лучшему.

Может, новый император забудет о нем. И никто больше не станет о нем вспоминать. Это самое лучшее: провести последние дни своей жизни в скромном доме посреди самого неприглядного квартала Рима. Никто тебя не беспокоит, никто не бросает любопытных взглядов… Но прелестная рабыня всегда с тобой.

Императорская ложа Большого цирка, Рим Средоточие власти Средоточие времен

– Мне нужно еще раз поговорить с Гетой и Алексианом, – сказал Септимий супруге. – Есть дела, которые следует обсудить. Я должен спросить их совета по поводу важнейших назначений, которых будет много.

– Тогда я уединюсь с Месой.

Север покачал головой и мягко взял ее за запястье, удерживая на месте, у перил ложи, откуда приветствовал народ.

– Нет, останься с детьми. Люди рады тебя видеть.

– Но они славят тебя.

– Нет. Думаю, не только меня. И знаешь что? Я должен кое-что тебе сказать… должен был сделать это много дней, нет, недель назад.

– Что же это? – с любопытством спросила Юлия.

Септимий Север помолчал. С трибун все неслись хвалебные крики.

– Ты была права. Во всем. – Он пристально посмотрел на нее и стал что-то нашаривать под своей тогой – видимо, что-то небольшое. – Сделай мне одолжение, останься здесь. Разумеется, это есть и всегда будет твое законное место. – Он вынул из-под тоги блестящую золотую монету. – Держи.

Септимий воздел обе руки, показал ладони, имея в виду, что не ждет ответа, и направился к Гете и Алексиану.

На этот раз – редкий случай – Юлия повиновалась мужу и осталась с детьми, сжимая в руке золотой. Затем опустила взгляд и посмотрела на блестящий диск. И, как ни странно, не увидела императорского лика: на ауреусе был отчеканен ее собственный профиль, окруженный словами: «IVLIA AVGUSTA».

И тут – казалось, все подстроил сам властелин Рима, хотя это было лишь стихийным проявлением чувств шагавших по арене легионеров, – раздались новые крики, которых не слышалось раньше. Все началось с нижних трибун и пошло вверх, вплоть до последних, самых дальних рядов. Собравшиеся повторяли одно и то же слово, одно и то же имя:

– Юлия, Юлия, Юлия!

Она улыбнулась и повернулась к мужу. Тот поднял кубок в ее честь и сделал глоток, а между тем зрители на трибунах и солдаты не переставали восклицать:

– Юлия, Юлия, Юлия!

Больше она не отворачивалась – стояла неподвижно, как самое совершенное из греческих изваяний, как прекраснейшая нимфа, высеченная из мрамора телесного цвета, крепко сжав в кулаке свежеотчеканенную монету, и наслаждалась этой минутой.

Ее минутой.

Север все смотрел на нее без зависти или досады: взгляд того, кто поклоняется богине, взгляд влюбленного, готового отдать что угодно за ночь с обожаемой женщиной. Словно Юлия была лучшим трофеем, добытым благодаря величайшей из побед.

– Юлия, Юлия, Юлия!

Гай Фульвий Плавтиан, префект претория, в один прекрасный день возмечтавший разлучить эту женщину с императором, лишить ее власти, стать влиятельнейшим из приближенных властителя, а затем – если бы обстоятельства сложились благоприятно – свергнуть Севера и возвыситься до императора самому, вновь опустил голову. Противостояние с Юлией Домной закончилось для него полным провалом. Он ясно сознавал, что возможность изменить ход истории испарилась под Лугдуном. Плавтиан умел признать свое поражение, когда оно было очевидным. В тот день, хоть Север этого и не знал, именно Плавтиан был главным побежденным.

Юлия гордо стояла, прямая как струна, давая народу и воинам славословить ее, слушая, как десятки, тысячи глоток выкликают ее имя. Малыши Бассиан Антонин и Гета с улыбкой глядели на мать, которую приветствовали все.

Юлия Домна Сирийская.

Больше не будет улыбок Скантиллы, Мерулы и, главное, Салинатрикс. Все враги повержены. Теперь она правит миром.

Она, Юлия, переставшая быть чужестранкой.

Ставшая римлянкой.

– Юлия, Юлия, Юлия!

Победа была окончательной.

Приложения

Историческая справка

В период поздней империи Римом правили четыре династии. Первая – династия Юлиев-Клавдиев, основанная Августом, первым императором, и закончившаяся на Нероне; она прекрасно изображена в романах Роберта Грейвса «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий». После гибели Нерона началась кровавая гражданская война. За считаные месяцы сменилось несколько императоров – Гальба, Оттон, Вителлий и, наконец, Веспасиан, положивший начало династии Флавиев, последним представителем которой стал Домициан.

После смерти Домициана сенаторы избрали императором Нерву, который проявил достаточно ловкости, чтобы в короткий срок назначить себе преемника и тем избавить страну от новой гражданской войны. Так к власти пришел Траян, первый император испанского происхождения, блестящий военачальник и государственный деятель. С него началась третья великая династия времен поздней империи – Ульпии-Элии, если брать ее первых представителей (Траяна и Адриана), или Антонины, по имени Антонина Пия, последнего императора, принадлежавшего к ней. Злосчастный Коммод, сын Марка Аврелия, не назначил никого цезарем и, таким образом, не оставил наследника.

Остановив свой выбор на Пертинаксе, сенаторы рассчитывали повторить удачный ход с Нервой, быстро подыскавшим себе преемника. Но, как рассказывается в романе «Я, Юлия», Пертинакс был убит прежде, чем успел переустроить империю. Началась жестокая борьба между Юлианом, Севером, Нигером и Альбином. Как читатель уже знает, победителем вышел Север, основавший четвертую и последнюю династию эпохи поздней империи – династию Северов. После того как я закончил роман, меня одолели сомнения: можно ли называть ее так? Или лучше говорить «династия Юлии», поскольку она сделала очень много для утверждения этого семейства на престоле? Возможно, если бы рядом не было деятельной супруги, Север не осмелился бы бросить вызов стольким соперникам почти одновременно, вложив в него так много силы и убеждения.

Но, как мы знаем, история – по крайней мере до последнего времени – была историей мужчин. Историки-мужчины, а за ними и романисты-мужчины веками рассказывали о судьбах представителей сильного пола, так или иначе прославившихся. Глубоко погрузившись в историю Древнего Рима, я пришел к выводу: с учетом патриархальных отношений, царивших в Риме, на виду оказывались прежде всего мужчины, но ясно также, что историк-мужчина и романист-мужчина могут не обращать внимания на известных деятельниц прошлого только из-за их принадлежности к женскому полу. Думаю, моя книга – первый исторический роман, в котором перечисляются все императрицы первых двух веков существования империи (устами сенатора Клавдия Помпеяна – см. главу LXIV). Разве повелительницы Рима не были заметными фигурами, не пользовались влиянием, не обладали огромной властью? Наверное, большинство читателей вспомнят Ливию, жену Августа, как