Тамара. Роман о царской России. Книга 1 - Ирина Владимировна Скарятина

событий в жизни, которые способны изменить весь ход её в течение нескольких минут. Это случилось однажды ближе к вечеру, когда мисс Харриет, няня Марины, как водится, привела ребёнка в кабинет князя Михаила и оставила её там с ним на отведённый им час общения наедине. Марина любила этот час, потому что отец разрешал ей играть с его коллекцией драгоценных и полудрагоценных камней – забава, которая её увлекала и являлась незабываемой. У него были два больших стеклянных шкафа, заполненных этими прекрасными камнями – целые их ряды на лотках, аккуратно разложенные в миниатюрные коробочки, обтянутые белым бархатом. Там имелись и бриллианты, и изумруды, и рубины, и золотые самородки, и восхитительные кусочки нефрита и хрусталя. Он доставал лоток и позволял Марине играть с камнями столько, сколько ей хотелось, однако при одном условии, что та потом разложит их назад в коробочки, которые им точно соответствовали.

В другое время он читал ей стихи – порой свои собственные, порой русских, французских или итальянских поэтов. Либо же тихо играл на пианино в тех сумерках, когда лампы ещё не были зажжены и поленья слабо тлели в глубоком тёмном камине из резного дуба. А ещё, находясь в весёлом расположении духа, он вдруг затевал разнообразные игры, любимой из которых были "Африканские следопыты", когда он набрасывал поверх себя тигровую шкуру и, свирепо рыча, повсюду рыскал, Марина же с серебряным мелким ружьём, притом настоящим и в драгоценных камнях, преследуя зверя, кралась за ним в полутьме необъятного кабинета среди его толстых гранитных колонн.

И вот в указанный злополучный день, когда они мирно расселись на медвежьей шкуре перед уютно горевшим огромным камином, в комнату, к удивлению Марины, вплыла прелестная молодая дама, закутанная с головы до пят в соболиную шубу, с румяными щёчками и кучей снежинок, покрывавших её соболиную шапку.

Михаил в изумлении вскочил и воскликнул: "О, моя дорогая, вам не следовало сюда являться!" – но в то же время выглядел странно довольным и взволнованно поцеловал её ручки в перчатках.

А прекрасная дама, рассмеявшись, сказала: "Михаил, всё в порядке, я зашла лишь на минутку. Она сейчас с императрицей, ведь я оставила их вдвоём лишь полчаса назад".

Марина задумалась, кто б мог за этим "она" скрываться, а князь нахмурился и промолвил: "Прошу, моя дорогая, только не при ребёнке".

Дама вновь рассмеялась, а затем пристально воззрилась на Марину. "Так вот кто стоит между нами – сия очаровательная кроха!" – пробормотала она через мгновение.

А Марина озадачилась ещё больше, так как вовсе, разумеется, не стояла между своим отцом и этой дамой! Напротив, она осталась сидеть одна у камина, да к тому же будучи сильно возмущённой тем, что её – уже взрослую шестилетку – обозвали "очаровательной крохой".

Дама ещё несколько минут тихонько пообщалась с Михаилом, затем, послав воздушный поцелуй Марине, безумно грациозно удалилась, оставив позади шлейф приторных духов, а также одинокую фиалку, что выпала из чу́дного букетика, приколотого к её красивой шубе. А князь, сопроводив до двери свою загадочную гостью, вернулся к дочери необычайно молчаливым и спокойным, хотя глаза его сияли, как сапфиры, с которыми они как раз играли, когда вошла вдруг Незнакомка и прервала сию забаву.

"Кто она?" – робко спросила Марина, поскольку ещё не знала этого непривычно тихого настроения своего папы, а потому немножко опасалась прервать его необъяснимое молчание.

Михаил, вздрогнув, посмотрел на неё так, словно совсем забыл, что она всё ещё находилась рядом, а потом медленно промолвил: "Это моя подруга, Марина. Но твоей маме она не по нраву, а потому, будь добра, не рассказывай ей об этой неожиданной гостье. Ведь я и правда не ждал её визита", – добавил он больше для себя и снова погрузился в свои думы.

Впервые за свою короткую жизнь Марина в присутствии отца почувствовала себя страшно неуютно, а потому была очень рада, когда спустя пару минут мисс Харриет, тихо открыв дверь и сказав: "Тебе пора, дорогая", – увела её ужинать в детскую.

Марина никому не рассказывала об этом визите в течение долгого времени – пока не умерли оба её родителя – и лишь тогда поведала мне эту историю.

Но её мать каким-то образом о незваной посетительнице прознала, а потому злилась и бушевала.

"Это ж та женщина, Михаил! – яростно кричала она, топая ногой. – О, я знаю всё, что между вами происходит! Всё! Не думай, что я слепа и глуха! Ты влюбился в неё в тот самый вечер, два года назад, на придворном балу, когда та впервые появилась в обществе Петербурга. 'Ля бель Грекь' (фр. – 'Красавица-гречанка'), – ты называл её, когда мы ехали домой. Ты восхищался её статной красотой, которая заставила тебя думать о богинях Олимпа. Потом ты сказал мне, что она столь же умна и высокообразованна, сколь прекрасна. Ме уи́! (фр. – 'Ну, да!') Она, видите ли, также писала стихи и могла помочь тебе с переводом греческой классики! Это же было лишь началом – первым поводом для твоих частых к ней наездов".

"Это было правдой", – пробормотал Михаил, но Александра продолжала.

"Позже ты сказал мне, что это моя вина, что ты читал свои стихи не мне, а ей, поскольку, видите ли, я всегда зевала, как кошка, и жаловалась, что поэзия меня усыпляет. 'Сет ассомо́н (фр. – 'Это скучно'), убийственно скучно', – вот в каких моих словах ты меня обвинил. Ну, и что, если я, разок зевнув, и сказала подобное? Разве это такой уж великий грех?"

"Что ж, это не слишком вдохновляет, ма пети́т (фр. – 'моя крошка')", – заметил Михаил, но Александра снова отмахнулась.

"Ведь ты прекрасно знаешь, что мне гораздо приятнее слушать, как ты говоришь, чем как декламируешь бесконечные вирши людей, умерших тысячи лет назад! И совсем другое дело, когда ты читаешь свои собственные – мне это всегда нравилось. Особенно когда ты посвящал сонеты мне. Но эти новые любовные стихи, что ты недавно сочинил, – думаешь, я не понимаю, что они не для меня, а для неё? Почему я должна их слушать? Зачем терпеть пытку, оскорбление? И в довершение всего ты приводишь её в наш дом и позволяешь нашему ребёнку видеть её и даже с нею разговаривать. О, мон ами́ (фр. – 'мой друг'), ты столь простодушен и наивен! Она желает тебя, и она тебя получит, поскольку, являясь охотницей – я поняла это с