Последнее лето перед революцией - Анна Михайловна Пейчева

12 апреля: «Проснулся с чудным днем. В 10 час. пошел с Аликс к королеве пить кофе; теперь я должен ее звать (Granny) бабушкой».

15 апреля: «В 10 час. поехал с Аликс к королеве к ея breakfast’у; так странно кататься и ходить с ней просто вдвоем, даже не стеснялись нисколько, как будто в том ничего удивительного нет!.. Поехал с моей душкой-невестой в шарабанчике в Розенау. Собирали цветы по дороге и пешком дошли до дома»109.

На глаза наворачиваются слезы. Как же всё это было чудесно! Старинный фамильный замок в Кобурге110, а вокруг неудержимо распускаются магнолии, тюльпаны, нарциссы – символы новой жизни… Природа радовалась вместе с влюбленными.

Аликс открывает дневник на июле того же 1894-го. Все тогда собрались в гостях у бабули Виктории. Аликс с Ники провели вместе несколько недель: гуляли по каштановым аллеям, музицировали, читали друг другу вслух любимые книги, бродили по теплой воде на побережье острова Уайт.

11 июля Ники записал: «Грустный день – разлуки, после более месяца райского блаженного житья! Утром шел дождь, перешедший потом в туман!»

И тут же рукой Аликс приписано: «Love is caught, I have bound his wings, love: no longer will he roam or fly away! Within our 2 hearts for ever love sings»111.

Снова Ники: «Заехали в магазин, где делают флаги из эмали для булавок и брошек. Заказал две вещицы для Аликс… Делалось все грустнее по мере приближения часа разлуки! Не отходил ни на минуту от своей милой дорогой невесты. После чаю в последний раз покатался с ней и Granny».

Опять вступает Аликс: «Sweet Nicky love»112.

Ники: «Простился с доброй Granny и поехал на пристань с Аликс и Лико. Расстался с моей ненаглядной прелестью и сел в гребной катер… Совсем устал от тоски и грусти… Дай Бог, чтобы мы снова встретились в счастье и добром здравии! Но нескоро это будет! Месяца через два!»

И Аликс: «Never forget your own ever true old спицбуб who loves you oh so deeply»113.

У Ники никогда не было от нее тайн. Он сам вручил невесте все свои дневники, полностью открыл перед ней душу, как ни перед кем больше. Никто не знал истинного Николая – только его супруга. И никто не знал истинную Аликс – только ее горячо любимый муж.

Записи двух влюбленных навсегда останутся рядом на этих страницах. И прекрасная пара – Ники и Аликс – склеены навеки в один переплет.

Но в последние месяцы Александра Фёдоровна чувствовала себя так, будто ее сердце разорвали пополам и половину сердца отослали за тридевять земель. Да, она сама настаивала, чтобы Ники взял на себя командование российской армией; но кто же знал, что война и разлука так затянутся!

Даже двадцать вторую годовщину помолвки не удалось отметить вместе; в тот день Аликс писала мужу: «Я хотела бы крепко обнять тебя и вновь пережить наши чудные дни жениховства… Сегодня я буду носить твою дорогую брошку. Я все еще ощущаю твой серый костюм, запах его, у окна в Кобургском дворце. Как ясно я все вспоминаю; эти нежные поцелуи, о которых я грезила, томясь после долгих лет и думая, что я их никогда не получу»114.

Теперь уже вовсю идет лето, а окончания войны не видно. Муж всё так же далеко… Остается только обмениваться с ним ежедневными длинными письмами, полными любви, тоски и иногда – ненавязчивого юмора. Вот, скажем, престарелый граф Фредерикс, бестолковый и вечно растерянный министр императорского двора, вечно дает повод для шуток.

Николай: «18 июня 1916 года. Моя родная душка! Целую тебя и нежно благодарю за дорогое письмо. Опять некогда писать, так как старик Иванов после завтрака разговорился, как заведенная машина. Я посылаю его в Финляндию на ревизию. Он выезжает сегодня вместе с Фредериксом, которому я поручил, с твоего разрешения, поцеловать тебя в лоб. Он, по-видимому, очень доволен возложенным на него поручением, но не знает, как его выполнить».

Аликс: «19 июня 1916 года. Мой любимый! Сердечное спасибо тебе за милое письмо, которое я получила, когда вернулась из церкви. Буду думать о тебе, когда Фр. передаст мне твой поцелуй, это сделает его более приемлемым. Ах, сокровище мое, как наша разлука длительна этот раз! Вы оба так далеко от нас! Но мы это делаем ради нашей страны, и когда дела принимают лучший оборот, это легче переносится».

Аликс: «20 июня 1916 года. Мой ангел дорогой! Горячее спасибо за твое драгоценное письмо. Снова гроза и дождь, воздух с утра был удушлив. Фредерикс завтракал и запечатлел “поцелуй” от тебя на моей косынке. Он просит передать тебе его поклон». 115

Всё это было забавно, но разве отеческие поцелуи графа Фредерикса сравнятся со страстными поцелуями милого Ники? Как же без него пусто… Может, не стоило отправлять мужа в Ставку? Но тогдашний верховный главнокомандующий дядя Николаша, великий князь Николай Николаевич, становился опасным для ее Ники; судачили, что он вознамерился сам сесть на трон!

Аликс прекрасно помнила свои прошлогодние письма мужу, полные возмущения в отношении «скверного» дяди Николаши: «Нечто вроде второго императора, который во все вмешивается. Как много людей говорят это (наш Друг116 тоже)!.. Хотя Н. поставлен очень высоко, ты выше его. Нашего Друга так же, как и меня, возмутило то, что Н. пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т. д. твоим стилем, – он должен бы писать более просто и скромно»117.

Нет, все-таки правильно убрали Николашу с дороги, перевели подальше, на Кавказ, где он никакой угрозы самодержавию не представляет. Министры, конечно, взбеленились. Посмели подать императору совершенно возмутительное коллективное обращение: «Принятие Вами такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, Вам и династии Вашей тяжелыми последствиями»118. Ники выбросил его в корзину.

Прошлым летом, после мужественного решения Ники о самоназначении на пост Верховного главнокомандующего, Аликс, плача от гордости, воодушевляла его на дальнейшую борьбу с мелкими негодяями, раскачивающими трон: «Те, которые боятся и не могут понять твоих поступков, убедятся позднее в твоей