Разрыв-трава. Не поле перейти - Исай Калистратович Калашников

Отправился к Разуеву. Дома его не застал. Но старуха его сказала, что скоро будет. Вышел в ограду, присел на скамейку у крылечка. Только расположился закурить, как у дома остановилась лошадь, впряженная в легкий подрессорный ходок. Степан ходок узнал – райкомовский. С него сошел Клим Антипыч, сказал кучеру:

– Подъезжай через часок. В Сосновку сбегаем.

Степан обрадовался. В чести находится Клим Антипыч, на райкомовском ходке раскатывает. Вот они, старые-то заслуги…

Во двор Клим Антипыч вошел, сильно припадая на правую ногу, правая рука болталась не в лад с шагами, будто неживая. Здороваясь, он подал Степану левую руку. Лицо его изменилось мало, глубже стали морщины да белее голова.

– Как поживает Мангиртуй?

– Ничего поживает. Куем, Клим Антипыч, где со звоном, где со стоном, но куем…

– Что куете-то? – не понял его Клим Антипыч.

– Куем победу над заклятым врагом.

– Ты все такой же! – Клим Антипыч усмехнулся одной половиной лица. – Не перековался?

– Зачем? – удивился Степан. – Кто начало новой жизни клал? Мы с вами. Какую гору своротили! – Глянул на его безвольную правую руку, вздохнул: – Теперь, правда, по разным причинам в сторонке находимся.

– Ты же работаешь.

– Работаю, как не работать. Но без полной загрузки. А это дело такое… К примеру, ежели мельница без загрузки крутится, у нее жернова изнашиваются.

Прозрачного намека Клим Антипыч не понял или не захотел понять. Все так же, одной половиной лица усмехаясь, он смотрел куда-то выше забора. Степан проследил за его взглядом и тут только заметил, что в воздухе с жужжаньем носятся, сверкая крылышками, пчелы.

– Сейчас будем чай пить, – сказал Клим Антипыч, – за чаем и поговорим. А пока… – он зашел в сарай, вернулся с сеткой, – надень. Пасеку посмотрим.

Сам без сетки, с непокрытой головой прохромал на зады. Степан натянул на голову сетку, спрятал руки в карманы, и все равно брала опаска. Больно уж много мельтешит вокруг этих злющих тварей, тяпнет каждая по одному разу – копыта откинешь. На задах, во дворе, заросшем травой, ровными рядами стояли домики ульев. Жужжание здесь сливалось в ровный неумолчный гуд. Клим Антипыч шел от улья к улью, прислушивался, склонял голову к щелям летков. Пчелы садились ему на руки, на голову, но не кусали. И Степан понемногу успокоился.

– Опять же, толкую, нашему колхозу не везет с председателями. Просто заколодило! – Степан попытался так ли, иначе ли дать понять Климу Антипычу, что пришел к нему не лясы точить, а по делу.

– Пчелами не занимался? – спросил Клим Антипыч.

– Не-е, я больше по другой части. Пчела не по мне. Она – насекомое.

– Насекомое – правильно. Но какое?.. Верно говорят: нет худа без добра. Болезнь меня заставила приглядеться к этому чуду природы… Тоже когда-то думал – насекомое. У пчел, Степан Терентьевич, непостижимый по слаженности мир.

Степан стал внимательно приглядываться к Климу Антипычу. Уж не подсмеивается ли? Нашел, о чем разговоры разговаривать. А может, он того?..

Клим Антипыч подвел его к улью, завешанному с двух сторон мешковиной. Под мешковиной оказались застекленные окошечки.

– Вглядись, Степан Терентьевич…

За стеклами были соты. Подсвеченные солнцем, они казались отлитыми из желтой меди. По сотам ползали пчелы, в их движениях Степан не видел ни порядка, ни смысла, а Клим Антипыч говорил с уважительностью в голосе:

– Работают. Вечные трудяги.

– А которые тут трутни? – деловито спросил Степан, показывая свою осведомленность и слегка подковыривая Клима Антипыча – и пчелы не все трудяги.

– Покажу и трутней… Обрати внимание на соты. Как все разумно, расчетливо сделано. Умри, а лучше не придумаешь.

– Ясно-понятно… А вот трутень, а? – Степан ткнул пальцем в стекло, показывая на пчелу.

Эта пчела бегала по сотам, поводя брюшком и словно бы пританцовывая. Она делала круг за кругом на одном и том же месте, явно маялась от безделья.

– Ну, какой же это трутень! Настоящая рабочая пчела.

– А чего она носится, как плясунья-бабенка на гулянке?

– В ее танце есть большой смысл… Нашла взяток и теперь другим дает знать, куда лететь.

– Они ее поймут?

– Конечно. Сигнализация отработана – будь здоров.

– А к чему она, дура, другим-то рассказывает? Нашла, ну и таскала бы себе потихоньку. Другие пускай сами разыскивают.

– У них частнособственнических ухваток нет. Все общее…

– Колхоз, значится? – хохотнул Степан.

– Еще какой колхоз! Ни одного лодыря, прогульщика… – Клим Антипыч опустил мешковину. – Жаль, но с ульями мне придется расстаться.

– А что такое?

– Я же на работу вышел…

– А-а… – протянул Степан неопределенно, ловя какую-то ускользающую мысль.

Мысль эта была связана с пчелами, мелькнула и исчезла, родив легкое беспокойство. В задумчивости Степан свернул папиросу, откинул сетку и закурил. Не успел как следует затянуться, пчела тяпнула в верхнюю губу. Папироска изо рта выпала.

– Тьфу, зараза, чтоб тебя! – начал плеваться он.

– Зря ругаешься, – с усмешкой сказал Клим Антипыч. – По медицинской науке от пчелиного яда – польза. Да и сам виноват, не кури где не надо.

В прохладных сенях пили чай с душистым медом. Жена Клима Антипыча поставила на стол полную чашку меда: хочешь в чай добавляй, хочешь – ешь ложкой. От меда и чая Степана бросило в пот. Ужаленная губа припухла и отвердела, из-за нее, казалось Степану, он говорит как-то не так, в длинные суждения он старался не пускаться.

О пчелах больше разговора не было. Клим Антипыч расспрашивал о жизни в Мангиртуе. Степан несколько раз пробовал направить беседу на нужную тропу, однако Клим Антипыч все время сворачивал в сторону. А в конце обеда начал и на часы поглядывать. Тень на плетень наводить было уже некогда. Спросил напрямую:

– Долго наш колхоз без хозяина будет?

– Хозяина найти не так-то просто.

– Оно так, – охотно подтвердил Степан. – Я в своем Мангиртуе всех перебрал на три ряда – нету подходящего. Кумекаю, что и в других селах, и в районе такая же скудость на руководящий состав. Вас вот потревожили от добра, что ли! Куда определили-то?

– В райком…

– И правильно! Старый конь, известно, борозды не спортит.

– Но и глубоко не пропашет, – усмехнулся Клим Антипыч. – Тут лучше подходит другая пословица: на безрыбье и рак рыба, на безлюдье и Фома дворянин.

– Хотя бы и так, – загорячился Степан. – Все равно получается – без нас путем ни одно дело не сделается. Вот и я подумываю…

Все же не хотелось Степану, ох как не хотелось самому свою заветную думку выкладывать. Догадайся, не заставляй нахальничать совестливого человека! Нет, не догадался. Усмешка бродит по одной половине лица, а другая – строгая,