Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 82. Л. 85–88 об.

№ 131

Ужасы Майданека не изгладятся из памяти

Вот мы в г. Люблине (Польша), а в семи примерно километрах от него знаменитая «фабрика смерти» Майданек.

На третий день после бегства оттуда немцев мне представилась возможность побывать на этой «фабрике».

До этого я знал много о злодеяниях и зверствах гитлеровцев. Читал (не помню, в какой газете) большую статью И. Эренбурга «Фабрика смерти», но мне казалось, что кисть художника Эренбурга заведомо положила более яркие краски, чтобы вызвать больше ненависти к врагу, чтобы его клич «Папа, убей немца»(конечно, фашиста) еще глубже проник в душу каждого нашего солдата, офицера, каждого честного человека.

Но вот я подъезжаю все ближе и ближе к лагерю.

Уже чувствуется трупный смрад, издали виднеются утопающие в зелени, симметрично расположенные однотипные деревянные домики. Подъезжаем к лагерю, въезжаем в ворота, и о ужас: тут же справа большая гора человеческих черепов, а вот и знаменитая печь. Она еще цела, и отбит лишь один верхний угол. Топки (кажется, четыре) раскрыты, и в них на механизированных железных носилках вдвинуты не все до конца разрубленные на части уже полуобгоревшие трупы.

А вот недалеко от этой печи начаты уже раскопки и штабеля трупов обнажены.

Помню, как совсем неглубоко, чуть ли не на поверхности земли лежал еще совсем свежий труп молодого рыжеволосого человека с мускулистыми руками. Черепа, обгоревшие трупы и вот эти мускулистые руки лежали и взывали о мести.

Я не плакал, но душа разрывалась на части. Невероятный ужас охватил меня. Я еще некоторое время оставался на территории лагеря, заглянул в подсобные здания, но помню, что находился все время в полузабытьи.

Стоны убитых, сожженных, замученных и заживо погребенных людей не оставляли меня все время.

Прошло уже столько лет, но это нисколько не изгладилось из моей памяти.

Шарлот М. Ю.

15 июня 1961 г. пос. Малаховка Московской обл.

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 83. Л. 90–94.

№ 132

Нестерпимые муки плена

Август 1941 года.

Первая ночь в плену. Тяжелая ночь. Нельзя поднять головы, иначе пристрелят проклятые фашисты. В голове не укладывается: как я мог попасть в плен? Присяга. В боевом листке писал: «Атаку любого врага отразим».

В плену нас много. Настал день. Раненого моего товарища забрали. Если выживет, может быть, когда встретимся, если я останусь жив.

Голодных, нас гонят дальше. Рука моя болит. Перебита ключица. Конвой на остановке снимает с наших бойцов сапоги. Остался и я босиком. Болят ноги. Одолевает голод.

Вечер. В поле болотистое место, огороженное колючей проволокой. Это временный лагерь пленных (перевалочный пункт). Загнали в эту ограду. На «ужин» убитая лошадь. От нее запах разложения. Разрубили, сварили в котлах. Раздали полусырое. Многим не хватило. Не досталось и мне. Пленные делятся. Подхожу к бойцу. В руках он держит часть передней лошадиной ноги, с копытом и подковой. С какой жадностью он грызет эту ногу в шерсти.

– Дай грызнуть.

Он посмотрел на меня…

До чего может довести человека голод! Посмотрел, затрясся, отворачивается.

– Не дам!

Потом все же дал. Я и говорю:

– Вот бы эту косточку да в горло Гитлеру.

Засмеялся парень…

Наутро этап двигается проселочными дорогами. Встречают нас женщины, вглядываются, плачут, оставляют на дороге корзинки и узелки с пищей. Кто сумеет отскочить – схватит. Несколько легли убитыми возле корзин.

Пришли в Кременчуг. Переночевали во дворе одного разрушенного завода, опустевшего, тихого (тот завод, что находится возле Днепра по левую сторону). Утром переход Днепра по примитивному мосту. Возникает мысль о побеге.

Часть пути едем на грузовиках. Длинный путь шли пешака до Кировограда. В Кировограде большой лагерь военнопленных. Голод. Страшная вещь – голод. Мрут люди. 10 дней в этом лагере смерти.

Дальнейший этап – Белая Церковь. Лагерь. В нем голод и смерть. Пленных несколько тысяч. За проволоку нам бросают женщины тыкву, картошку, хлеб. Это еще хуже. Пленные бросаются к проволоке, давка, охрана стреляет.

Второй день в Белой Церкви.

За что мучают фашистские изверги этого средних лет, невысокого советского военнопленного? Они выстроили нас четырехугольником. Парня поставили в середине, дали ему в руки длинную сырую доску, заставили поднять над головой на вытянутые руки и в таком положении бегать босиком взад и вперед без отдыха.

Как только несчастный начинает опускать онемевшие руки, немец бьет его палкой по лицу. Разбил нос, губы, голову. Льется кровь советского человека от руки фашиста. А мы ведь ничего сделать не можем. Малейшее наше открытое негодование, и с вышки прострочат нас автоматные очереди.

А что, если все же поднять бунт против фашистов?

Сентябрь 1941 года.

Снова этап. На станции Белая Церковь состав железных, покрашенных в красный цвет полувагонов для перевозки извести. Крышки открываются сверху на две половины. В полувагонах много известковой пыли. Загоняют нас немцы битком. Стоим вплотную друг к другу. Крышки закрывают. Тесно. Очень тесно! Известковая пыль не дает дышать. Духота.

Двое суток были без пищи, без воды да и без воздуха. Слабых поддерживаем. Умерших (военнопленных) складываем в угол. У многих идет кровь из носа и горла. Очень тяжело в части сна. Спим стоя через одного, по очереди.

С каким трудом приходится будить спящих (товарищей), они не просыпаются, садятся, падают. У тех, кто бодрствует, подкашиваются ноги. Стоны. Кошмар! Держитесь, хлопцы, духом не падай!

Прибыли в г. Бердичев. Лагерь. Несколько двухэтажных кирпичных казарм, вокруг колючая проволока. Всюду этот колючий металл.

Пленных много. «Старожилы» говорят: немцы готовят этап в Германию, а кое-кого в расход. Спим на цементном полу, один на одном.

У нас много, очень много вшей. Раздеваемся, стряхиваем, выворачиваем белье на левую сторону. Это не помогает. Вши заедают. Люди страшные, худые, грязные, обросшие, но стараются быть бодрыми.

Очень хочется курить. Махорки нет. Кое-кто находит в карманах махорочную «потеруху». Одной папироской делимся по одной затяжке. А под конец ловим дым в воздухе.

Кормят нас распаренной гречихой (в шелухе). Порции малы. Вместо котелков – пилотки. После такой пищи сильные запоры желудков. Воды нет. Роем ямки поодаль от уборной, нечистоты просачиваются сквозь землю, фильтруются. Пьем. А что же делать?

Фашисты гонят нас на работу. Бьют палками по чем попало. Вот только что одному разбил эсэсовец голову. Бедняга силится встать. На четвереньках ползет в строй, поднимаем под руки, ставим на ноги. Кровь по лицу, капает на пыльный двор. Как организовать побег? Беседуем, советуемся. Наш народ борется с врагом, а мы… Нужно и нам бороться. Но как?

На станции