Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Простить – это значит еще стать миллионами жертв прогрессивного человечества.

Вырвать с корнем нацизм и предать суду не двадцатого века, а двадцать веков назад…

Я хочу, чтобы меня хорошо поняли.

Федотов В. А., быв. узник лагерей смерти Гросс-Розен – Аушвиц

12 марта 1965 г. г. Севастополь

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 77. Л. 73–73 об.

№ 127

Побег из неволи

– Итак, мой рассказ подходит к концу, – пояснил летчик. За десять долгих вечеров, проведенных вместе, я впервые пожалел об этом, так как слушать Кострова очень интересно. – Наступал сорок пятый год, – без долгих раздумий сказал Александр Иванович. – На город Эгерь, куда привезли нас, скованных попарно, из гродненской тюрьмы, налетели с полтысячи американских бомбардировщиков «боингов» и стали квадратом бомбить его. Это было что-то невероятно страшное. С неба, как горох, сыпались бомбы. Все летело в воздух. Кругом стоны, крики, пожарища. Казалось, не было и живого места. Обычно лагеря не бомбили. В этот раз несколько бомб попало и в наш концлагерь. Многих убило. Воспользовавшись паникой, оставшись чудом в живых, я убежал со сталинградцем Иваном Григорьевым. Но вскоре мы потерялись, и сейчас я не знаю, живой он или нет.

Куда идти? Фашистская Германия была в двух огненных кольцах. С восточной стороны – наши, с западной – американские и английские войска. До нашего фронта примерно семьсот километров, до войск союзников – около трехсот. Пешком не дойдешь. Здесь не родная земля. В Германии и люди, и постройки, и даже воздух кажется чужим. Нужно опять жить на положении зверя: самое главное – осторожность. На каждом шагу тебя ждет опасность. Вот если бы пробраться на аэродром, схватить самолет и… улететь, решил я. Другого выхода нет! Нужно рисковать! Но как это сделать? Я был тогда худой, истощенный, одни кости да кожа.

На счастье, я встретился с нашими репатриированными гражданами. Они помогли мне. Набрался силы. Познакомился поближе. Осторожно намекнул о своем замысле одной девушке. Мы узнали, что в семи километрах от города есть глубокий, стационарный тыловой аэродром, что стоят там «Хейнкели-111», «Мессера-109», «фоккера», «Арады-96». Но как пробраться? Один раз, не доходя двух километров, я просмотрел все: машины друг от друга в двадцати – тридцати метрах, стоят в капонирах, большая взлетная полоса. Выследил, что есть и бетонированные площадки. Мысль сработала – это неспроста. Я так и подумал, что где-то под землей здесь находится подземный завод, выпускавший турбореактивные самолеты. На всякий случай стараюсь запомнить расположение аэродрома. Как сейчас помню, он занимает ровное большое поле в стороне от города. Невдалеке местность холмистая: с западной стороны – лесная, с восточной – больше населенных пунктов. Но, чтобы наверняка схватить машину, этого было недостаточно.

Тогда Вилесова Аня знакомит меня с бывшим стрелком-радистом с Ил-2 Иваном Дмитриевичем Суповым, который работал на аэродроме чернорабочим. Сразу посвящать в тайну – значит идти на риск. Я долго присматривался и наконец поверил ему.

Он оказался единомышленником. Тогда я дал ему задание: просмотреть все командные пункты аэродрома, зенитные точки, количество охранявших солдат, систему охраны и строго следить за заправкой горючим… то есть будто бы учел все. Осталось выбрать машину, на которой лететь от врага. У «юнкерса» и «хейнкеля» я не знал запуска, заниматься этим было некогда. Решил остановиться на «Арадо-96». Это тот же «Мессер-109», только двухместный. На них немцы готовили своих летчиков-испытателей.

Я изучал их еще в военной школе, правда, летать не приходилось. Вспоминая прошедшие невзгоды, продумываю каждую мелочь. Не забыл ли чего? Не ошибся ли в товарище? Наконец решаюсь. В ночь на шестое апреля 1945 года поодиночке убиваю двух немцев. Надеваем на себя форму немецких летчиков: темно-серую шинель, головной убор и сапоги. Остальное – не нужно. Мы шли на все – лишь бы убеждать из плена. Пять дней у аэродрома во вражеской шкуре мы дожидались удобного момента.

«Арадо-96» заправлен горючим, стоит в капонире в пятидесяти метрах от командного пункта, но оттуда его не видно. Казалось, все было готово. Товарищ торопил. Я воздерживался. Возле ангара время от времени проходили фашисты. Зря рисковать не хотелось. И вот нам повезло. Долгожданный день настал. В девять часов тридцать минут утра 12-го апреля на аэродром налетели американские «мустанги». Воздушная тревога. Завыли сирены. Началась штурмовка, а у нас – радость. Немцы в панике – кто куда. Бьют зенитки. Горят «хейнкели», «юнкерсы», взрываются их боевые патроны.

– Сашка, давай быстрей! – торопит меня напарник. – Эти американские штурмовики подобьют нашу «араду».

Что есть силы бегу к самолету. Напарник – за мной. В мгновение залезаю в кабину и сразу за мотор. Иван раскрутил инерционный самопуск, но, видимо, сгоряча – неудачно. Включаю мотор – срыв. Винт провернулся три раза и встал. «Мустанги» бомбят. А нам нужно взлетать.

– В чем дело? – спрашиваю. – Давай второй раз! – а мимо пробегают два немца. Хорошо, что они спасали свои шкуры, им было не до нас. Чихнув, мотор завелся. Машу ему – быстрее в машину.

Едва напарник перевалился в кабину, еще ноги у него были за бортом, я дал полный газ и с места поперек взлетной полосы, под пулями и снарядами «мустангов» пошел в угол набора. Убрал шасси и, сделав правый крен с разворотом, чуть не коснувшись земли, ушел за здание штаба. Выбрасываю фашистскую пилотку. Думаю: куда лететь? До наших далеко, не дотянем. До войск союзников близко. Беру курс на запад. Как тогда не сбили меня «мустанги» – сам не пойму. Они погнались за нами. Их первым заметил напарник и с перепугу так дернул ручку на себя, что машина полезла вверх, под огонь. Что есть силы я заорал на него и тут же бросил машину к земле. Чтобы не сбили зенитки, иду бреющим. «Мустанги» отступились. Подо мной лес. Прижимаюсь к земле так, что вот-вот задену винтом за макушки деревьев. Пролетаю лес, впереди огневая трасса. Немцам уже известно о случившемся. Они бьют по мне откуда-то со стороны.

Чувствую, берут упреждение по скорости. Трассы все ближе и ближе. Сбавляю газ и резко к земле, да так, что чуть из кабины не вылетел. Машину вниз, а меня по инерции вверх, к тому же колпак не закрыт. Я даже не заметил, как в это мгновение проскочил под проводами высоковольтной линии. Через несколько минут замечаю: идут танки. На башнях белые звезды. Догадываюсь – линия фронта. Напряженный момент прошел. В теле почувствовал слабость. Ну, все, думаю, наконец-то перетянул линию фронта. Мучения кончились. Остается посадить машину. Однако,