Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

«товарищ». Из них многие знали хорошо русский язык. Они нас снабжали хлебом, картами, указывали дороги, где нет немцев, населенные пункты, где имелись немецкие агенты, принимали на ночлег. В одном селе моих товарищей на несколько дней взял к себе поляк, по фамилии Красовский, для работы в своем хозяйстве. Они были колхозниками, а меня не взял, как учителя, усомнился в том, что я справлюсь с сельскохозяйственными работами. Мне пришлось дальше идти одному. Два-три дня держал меня у себя поляк Высотинский, который показывал мне рану на груди, полученную еще в Русско-японской войне. Другой молодой поляк, Куликовский принял на ночлег, снабдил продуктами питания и маленькой картой, вырезанной из какого-то учебника. Мы почти всю ночь беседовали с ним. Он до начала войны учился в университете, по разным вопросам политики, философии и религии. Ночевал у Георга Юхновича.

Шел по территории Польши 17 дней. 17 сентября 1941 г. дошел до села Ганна, которое расположено на берегу реки Западный Буг. В этот же день, при помощи польских крестьян преодолев пограничную линию, форсировал Западный Буг и вышел на территорию Волынской области.

В соседнем селе с Ганной встретился с одним старым поляком, который благословил меня и сказал: «Обязательно вернитесь к нам. Мы вместе будем гнать немцев на Запад и нанесем полный разгром швабам (он так называл немцев)».

Как будто выполняя наказ этого старика, я в составе войск 1 Белорусского фронта в 1944 и 1945 годах шел по этим же следам. Участвовал в освобождении городов Седлеца, Праги, Варшавы и других населенных пунктов. Имею награды: орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу», «За освобождение Варшавы» и «За победу над Германией».

В боях за Варшаву получил ранение 15 января 1945 г. и попал в госпиталь…

Я обращаюсь к своим польским друзьям со словами благодарности и призывом еще больше крепить нашу дружбу, которая зародилась в совместной борьбе против гитлеровской Германии.

Мы тогда так и не узнали организаторов массового побега военнопленных из лагеря под Седлецом. Неизвестны нам и те причины, по которым не удалось организаторам довести это дело до конца, т. е. вооружить восставших и организованно вести их на восток. В печати об этом массовом побеге я не читал. Может быть, я просто не заметил. Хотелось бы узнать имена тех, кто организовал такой массовый побег военнопленных.

Ургалкин А. С.

17 июня 1961 г. Чувашская АССР, г. Чебоксары

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 76. Л. 40–47.

№ 126

Согласен умереть, но не простить

Прошло двадцать лет, и, казалось бы, обо всем можно было бы забыть навсегда.

Двадцать лет, как утих грохот орудий, пронзительный визг бомб, не стали видны огромные клубья дыма взрывов и пламени пожаров и где-то исчез запах пороха.

Все теперь стало на свои места, природа, села, города. Все кругом стало новое и прекрасное, совсем не похожее на прежнее. Но принесенные фашизмом страдания человечеству в годы Отечественной войны надолго остались в сердцах народов. И, несмотря на то что прошло два десятилетия, нанесенные раны не заживают.

Когда читаешь газету или слушаешь радио о том, что боннское правительство хочет прекратить судебное преследование нацистских военных преступников, то невольно встревожишься и вспомнишь прошлое… В семнадцатилетнем возрасте я угодил в лапы кровожадных фашистов вместе со своими путниками Бурнаткиным и Ляховым.

Жестокие пытки в польском городе Гуре-Кальварии, в гестапо г. Груец, где пришлось испытать много пыток, разных по своему характеру.

Одиночные водяные камеры, в бочке с водой, закупоренной специальной крышкой с небольшими отверстиями для воздуха. Бесконечное избиение и буксировка за ноги с третьего этажа по лестнице, отсчитывая головой количество ступенек, и, в конечном счете, подвешивание за кисти рук.

Я часто задумываюсь о выносливости человека, когда он лишен всего, что способствовало его существованию. И какая сила противостояла для того, чтобы остаться живым, хотя впереди еще предстояли новые мучения. Варшавская тюрьма, транспортировка в концлагерь в закрытых вагонах из-под цемента, когда в пути из каждого вагона было выброшено не меньше, чем по тридцать трупов, задохнувшихся в цементной пыли или убитых сквозь крышу вагона из автомата сопровождающих эсэсовцев.

Эшелон из двадцати вагонов, наполненный по 120 человек, оставил тогда в поле несколько штабелей страшных трупов. Здесь были все дети, женщины, подростки и старики и даже грудные малютки, которые оползывали своих мертвых матерей.

Ужасные зрелища уходили, но на их место приходили новые и новые. Варшавская тюрьма ушла, но вскорости встретили г. Легниц и концлагерь Гросс-Розен. И сейчас я вижу измученных узников, гранитный карьер и огромные тяжелые камни на спинах вереницы узников, движущихся, точно муравьи, друг за другом.

Разукрашенная одежда кристаллами и всевозможными полосами сливалась в кровавую рану. Высокие вышки с пулеметами и электроизгороди, жестокие порядки никому не обещали свободы.

Только граненая труба крематория пожирала беспомощную жертву, выбрасывала прахом, и тянуло неприятным запахом горелого мяса и костей.

Не забыть поднимающие вагонетки на эстакаду в крематорий, шептание узников, которых увозили еще живыми, достигших веса 25 кг.

Бесконечный страх окружал каждого, и каждый ожидал последнего пути, пути в ненасытную печь. Мне пришлось побывать в двух таких лагерях смерти, Гросс-Розен и Аушвиц, не считая Либенау. За номером 17 701 я был зачислен в Гросс-Розене, но и после меня лагерь пополнялся бесконечно. Вход был свободный, но выход только через трубу. Проводить глазами в крематорий удалось мне многих, не менее чем по полста человек в день, но сколько проглотила и выбросила эта труба, мне было не известно с того времени, когда меня угнали в лагерь смерти Аушвиц.

В двадцатичетырехкилограммовом весе в последнем взвешивании, считавшемся годным для работы подростка, я оставил Аушвиц, оставил навсегда.

Труба канализации на стройке смогла спрятать небольшую связку костей, обтянутых шкурой, и через двое суток вывести меня за пределы высоких изгородей и охраны – я бежал.

Мне было известно, что случилось бы со мной, если бы я задержался еще на несколько дней, – служил бы башмаком под колесом тяжелой, с бетоном вагонетки. И только недавно палящее крымское солнце смогло несколько сгладить полоски плетей, которые невозможно сосчитать на спине и ниже, где кончается позвоночник. И как можно простить кровопийцам, как можно равнодушно смотреть в глаза нечеловеческим созданиям, которые пропустили через свои руки десятки тысяч невинных жертв.

И теперь просто оставить судебное преследование и оставить извергов без наказания, этого допустить невозможно. Я призываю всех узников Бухенвальда, Гросс-Розена, Аушвица, Дахау, Хаммельбурга, Флоссенберга и остальных, не допустить прекращения наказания преступников, кровопийцев, пока не заживут наши раны, а они