Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Постникова схватили предатели, и он был отправлен в лагерь смерти Дюренч. Ему удалось познакомиться с русским врачом Костриковым, который помог ему бежать из лагеря.

Его обмотали в рогожку, уложили в ящик, который служил для отправки трупов, и вместе с трупами он лежал, и его вывезли из лагеря.

А меня вывез из этого же лагеря один 13-летний мальчик – украинец, работавший у одного немца и вывозивший в цистерне жидкость из уборной лагеря. 8 человек вывез мальчик.

Опять за оружие, опять борьба…

Пономарев П. Ф.

9 марта 1965 г. г. Старый Оскол, Белгородская обл.

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 60. Л. 2–5.

№ 123

Годы, проведенные в лагере

Фашисты нескончаемым потоком лезли на нашу Советскую Украину. Нас, молодых девушек, выгоняли работать на них, расчищать дороги, чтоб им было лучше ехать на восток. Но никакая сила не могла заставить нас работать на немцев. И за это нас бросили в подвал школы, набили битком, мы просто задыхались. Наши матери в слезах бросались им в ноги, чтобы они выпустили нас. И нас выпустили. Из подвала нас вывезли в Германию.

В конце 1942 года мы работали в городе Вене на военном заводе. Жили мы в деревянном бараке. В одной половине девушки, в другой – ребята. Кормили нас исключительно брюквой. Как-то и шпинатом. Мы теряли свои силы, но у нас жила надежда, вера. Как-то нам привезли суп из гороха, но то был не горох, а одни черви. И мы не захотели идти на работу. Прибежала полиция, закрыла нас на замок и вызвала гестапо. В гестапо забрали мою подругу, и она назвала меня и еще трех девушек, (сказала), что мы уговорили всех, чтобы не шли на работу. Тогда я проломила деревянную стену к ребятам, потому что моя кровать как раз стояла около этой стены, и сказала ребятам, чтобы они не шли на работу, пока не привезут лучшей еды.

Мою подругу Колесник гестапо выпустило, а меня и тех трех, тоже моих подруг, повели в гестапо на допрос. Гестаповцы хотели узнать, кто был организатором. Нас били, мучили, но гестапо так и не узнало, кто был организатором. И нас из Вены привезли в Польшу, в лагерь Освенцим.

Сначала мы попали в карантинный лагерь. Мы не могли поверить своим глазам, что там делали с людьми. И недаром этот лагерь назвали «лагерем смерти», «фабрикой смерти». Это была настоящая фабрика смерти, где сгорали в крематориях или просто в ямах сжигали людей. Лагерь был очень большой. Он делился на цыганский, мужской и женский, карантинный и рабочий. Тут было очень много людей и очень много национальностей. Мой лагерный номер, который был выколот на левой руке, 49 201. Это было в начале 1943 года. В этом лагере очень сильно издевались над нами.

Лагерь был обнесен проволокой в несколько рядов, и по проволоке был пропущен электрический ток. Через каждые 5–10 м была будка эсэсовца, который стоял с автоматом. Наш подъем делали в 3 часа ночи, выгоняли во двор и выстраивали на так называемом плаце. Мы стояли до тех пор, пока всех нас не пересчитают, а если кого-то недосчитывались, то мы стояли по 3–5 часов в рядах. Потом из рабочего лагеря нас колоннами выгоняли на работу.

На браме лагеря стояла команда музыкантов и играла нам марш. И если кто шел не в ногу, того брали и сжигали. Большим счастьем для нас было, когда мы попадали работать на поле, убирать хлеб, картошку или свеклу. Тогда мы могли поесть хотя бы сырой свеклы, но когда об этом узнавали эсэсовцы, то ставили на колени на измельченные камни. И стояли мы до тех пор, пока ноги не онемеют, так что не могли держать. И нас подгоняли плетками. В 5 часов вечера мы кончали работу. Нас приводили в лагерь и ставили на плацу. И нас снова пересчитывали. Встречали нас так же с музыкой.

Нас били, били за то, что мы ели свою, выращенную на нашей родной земле сырую свеклу, за то, что мы им не нравились, за то, что мы дышали одним с ними воздухом, за то, что мы ходили по одной земле. За все нас били, били и калечили, чтобы, искалеченных, сжечь в крематориях или в ямах.

А мы все надеялись и пели одну песню: «Выше головы, русские девушки, нам дано право бороться». И когда фронт стал подходить ближе к Кракову, и когда мы уже услышали далекий гул канонады, эсэсовцы, чтобы замести свои следы, стали командами вывозить нас в свой тыл. Команду, в какой я была и еще 500 девушек, вывезли в город Хемлиц на военный завод, но тут мы были недолго. Налетели самолеты. Бомбили город. А мы в это время сидели в общежитии на 5 этаже, и каждый из нас радовался, что пришел немцам конец, что пришла и их очередь.

Освободили меня в Чехословакии, от Праги в 50 км. Это было 8 мая в 11 часов вечера 1945 года. А 9 мая мы со всеми людьми отмечали День Победы. Прошло 20 лет, но время не стерло в моей памяти те страшные годы, какие пережила я и мои подруги…

Я поднимаю свой голос за мир во всем свете, за счастье наших детей, чтобы они не знали и не слышали, что такое война. Пусть они видят только светлое небо и яркое солнце.

Сажай А. О.

7 мая 1965 г. Полтавская обл., г. Решетиловка

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 66. Л. 63–65 об.

№ 124

Распятая юность

Бывшая девчонка Аня Якушова, а ныне полноправная свободная гражданка Анна Федоровна Супрунова, мать уже взрослых двоих детей, на пятом десятке лет своей жизни не может без слез рассказывать, вспоминать о прошлом, горьком, прожитом в стране «цивилизованных вандалов», фашистских чистокровных арийцев – этих мастеров смерти.

Родилась я в 1924 году в семье хлебороба Якушова В. Н., жителя села Победа Орловской области. Там же и закончила 4 класса сельской школы.

Двенадцатилетней девчонкой я была перевезена родителями в Днепропетровскую область, в село Зеленый Гай. В четырнадцать лет я была трудоустроена в местный колхоз «Коминтерн». Радовалась тому, что я являюсь нужным человеком в такой большой, дружной и сильной семье.

Эта моя радость и трудовая гордость продолжались недолго, всего скоротечные пять лет. С приходом немецких оккупантов все перевернулось вверх дном, как говорится.

Летом в 1941 году после многократного «хования» полицаи взяли меня под конвой. Отец и