Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

заметив свастику, застучали зенитки. Со всех танков открыли ураганный огонь. В воздухе – одни шапки разрывов. Я машу плоскостями. Огонь не прекращается. Бросаю машину из стороны в сторону. Дальше лететь нельзя. Нужно садиться прямо на передовой.

Взметываю машину вверх. Бить не прекращают. Что делать? Прибираю газок. Кричу Ивану:

– Одевай парашют! Выпрыгивай! Иначе собьют обоих. Не понимают нас!

Не раздумывая, Иван надевает парашют.

– Застегни, – говорю, – крючки покрепче. – Застегнул?

Смотрю, а внизу у него не застегнуто.

Напомнил ему и спрашиваю:

– Знаешь, как кольцо открывать?

– Знаю, – отвечает, – только прыгать не приходилось.

Сделал крен. Он скатился по плоскости вниз. Выходя из крутой левой полуспирали, замечаю: огонь прекратился, а парашют уже раскрылся, почти у самой земли. Садиться на шоссе невозможно. Кругом бугры, ямы. Пролетел немного дальше. Хотел садиться на пахоту. Немец на лошади пахал землю. «Здесь, – думаю, – не сяду, а сяду около друга, там, где он приземлился». Развернул самолет и, не выпуская шасси, сел на живот. Оказалось, это было в районе Манхайм. Узнав, что мы русские и улетели из плена на немецком самолете, негры горячо и приветливо жали нам руки. Мы попросили немедленно сообщить о нас советской миссии. Вскоре она прибыла.

12 апреля я улетел из глубокого вражеского тыла, а четырнадцатого, по нашим данным, которые мы уточнили перед побегом, был разбомблен подземный немецкий завод турбореактивных самолетов. Вот так я и вернулся на родину, сказал Александр Иванович. Этот последний эпизод был словно заключительным аккордом его фронтовых испытаний.

Такую суровую и мужественную повесть, повесть о борьбе с врагом, рассказал мне летчик Костров. И я, как в зеркальном отражении, увидел в ней героическую жизнь всего авиаполка, в котором он сражался, настоящих людей Донбасса, временно оккупированного немецкими фашистами, друзей и сообщников, с кем столкнула его судьба в тылу врага, настоящих советских людей, людей с большой буквы. Я разыщу их, и тот, кто остался живым, расскажет о себе и о погибших товарищах, чью светлую память мы обязаны хранить вечно.

Филиппов Г.

27 июня 1961 г. г. Казань

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 77. Л. 135–139.

№ 128

Не везде, не всегда врачи лечили

Мне было 16 лет, когда началась война. Два года пребывания в Германии, куда я была угнана, оставили в моей душе неизгладимые следы на всю жизнь.

– Правосторонняя очаговая пневмония. Немедленно ложитесь в отделение.

Просторная светлая палата, внимательные лица, ласковые руки медицинских работников. Женщину не успокаивали, она и сама нисколько не сомневалась в скором выздоровлении.

– Я уже, кажется, болела воспалением легких во время войны, – сказала больная врачу, – говорят, у меня сохранились уплотненные очаги.

– Это не от воспаления легких. Значит, у вас был туберкулез.

Впервые за долгие годы женщина вспоминает пережитое и беззвучно, таясь от соседей по палате, плачет.

В ночь под 21 января 1944 года бомбили Шейнебек на Эльбе. Когда работники господина Крайзинга выбежали во двор, кто в чем успел, все вокруг горело от фугасных бомб. В бомбоубежище их хозяин не пустил, а выгнал спасать горевшее имущество. Целый месяц после, отработав день, по ночам тушили горевший невымолоченный хлеб.

Ей было 18 лет. Это была здоровая украинская девушка из тех, о которых говорят «кровь с молоком». Она никогда не болела, а тут что-то болит, разрывается от кашля грудь. А когда немец работник, покачав головой, сказал многозначительно: «Лунге (легкие)», – стала просить хозяина отпустить ее к врачу. «Я отработаю, господин шеф». Девушке хотелось жить, хотелось возвратиться на Родину.

Иностранцев лечил дряхлый старик. Выписал он девушке лекарство и велел из аптеки к нему зайти. Лекарство отобрал и больше сказал не приходить.

Немка поденщица повела ее к врачу, лечившему немцев. Врач выписал лекарство, дал освобождение на 12 дней и направил на снимок легких. Лекарство успокаивало кашель, но снимок в больнице не сделали, а дали что-то запечатанное в конверте. «Отдашь врачу».

В приемной врача была большая очередь. «Пусть войдет русская», – сказал врач, увидев ее в приемной.

Он, стоя, разорвал конверт, а она смотрела на него и не могла понять, почему врач, читая, рвет на себе галстук, как бы задыхаясь, почему изорвал содержимое конверта и, выбросив в сорный ящик, как-то отрывисто, не глядя ей в лицо, сказал: «Можете идти работать». – «А лекарство?» – робко спросила девушка. «Лекарство не нужно. Вы здоровы». А следующий врач, увидев «ОСТ» на ее груди, попросту выгнал ее, закричав так, что девушка, вобрав голову в плечи, как оплеванная, прошла сквозь толпу больных.

Она лежала в холодной темной комнате (после бомбежки окна «остеклили» черной бумагой) на соломенной постели, укрытая всем, чем можно было согреться. Работать сил не было. Лежала и загадывала: если муха доползет до того места – буду жить.

Два килограмма хлеба, который на следующий день превращался в камень, 50 гр. мармелада (повидло), 150 гр. конины, 50 гр. маргарина и картошка на суп – недельный паек. При всем своем богатстве хозяйка ни разу не послала ей даже объедков со своего стола. Единственным добрым делом было то, что ее не выбросили, как это сделали соседи с искалеченной работницей.

Парень остался круглой сиротой с 13 лет. За четыре года пребывания в Германии много горя хлебнул.

Делил он с девушкой каждую крошку. После недели изнурительной работы шел в воскресные дни к соседям заработать ей кусок хлеба. Единственным стаканом ставил банки, укутывал мехом степного кролика. И не каждому было понятно, отчего все темнее выступали веснушки на его прозрачном до синевы лице, отчего украдкой смахивал парень слезу со своих впалых щек.

Очевидно, победила молодость, воля к жизни. Девушка выздоравливала. И, когда их освободили, не было у них колебаний, в какой стране их ребенок, которого они ждали, будет счастлив. Не ожидая транспорта, рано утром 26 мая 1945 г. в лодке, вычерпывая просачивавшуюся воду руками, они переплыли Эльбу и пришли к русским бойцам.

Сын пишет: «Мама, верь врачам. Они меня вылечили и тебя вылечат. Я им верю».

Откуда сыну знать, что не везде врачи лечат больных. ПУСТЬ ОН ЭТОГО НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ!

Хребтова Л. Г.

б/д г. Шахты, Донецкая обл.

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 79. Л. 51–54.

№ 129

Воздушный стрелок Николай Греков

…Удар пришелся по голове. Капитан тихо ахнул и медленно повалился на бок. Больше он не шевелился.

Николай Греков, связанный по рукам и ногам, в злобном исступлении скрежетал зубами и грыз землю. Из его окровавленного рта хрипло вырывалась отборная ругань, которая ни до кого из присутствовавших не