Расколотая корона - Виктория Холт

Что ж, все это было в прошлом, и любовь обратилась в ненависть, ибо она и вправду его ненавидела. Она ненавидела его за то, что он мог производить на свет детей, которых она зачать не могла. Конечно, у нее была хорошая фора. Почти на двенадцать лет старше. Что ж, она была не слишком стара, чтобы ненавидеть, и ее забавляло, как этот великий человек во многих отношениях был глупцом.

Его дети либо его слегка недолюбливали, либо люто ненавидели. Ричард, конечно, всегда питал к нему жгучую неприязнь. Это она ее в нем взрастила. Ричард был ее любимцем, и он должен был думать так же, как она. Джеффри слушал брата и начинал видеть в отце тирана. А теперь и Генрих, старший, заерзал. «Дорогой мой муж, — думала она, — каким же ты был глупцом, когда короновал Генриха! Тебе следовало знать, что в одном королевстве есть место только для одного короля».

Генрих и Маргарита присоединились к ним за день до Рождества, и Алиенора немедленно уловила тлеющее недовольство в своем старшем сыне.

Как только смогла, она увела его в свои покои и, оставшись наедине, спросила, как он нашел короля Франции.

— Очень хорошо, и он был ко мне дружелюбен, — ответил Генрих. — И готов быть еще дружелюбнее.

— Так и должно быть. Разве вы не его сын через брак с его дочерью?

— Я нашел его добрым и сочувствующим.

Алиенора рассмеялась.

— Похоже, сын мой, вы проводите сравнения. Вы нашли его более добрым и сочувствующим, чем вашего собственного отца, а?

— Да, — ответил он с вызовом. — Мой отец считает меня ребенком.

— О, дело не в этом. Он из тех, кто никогда не разжимает рук, однажды что-то схватив. Ты всегда будешь лишь пешкой в его игре, Генрих, уж поверь. Вот кем он хотел бы видеть нас всех.

— Я никогда с этим не смирюсь.

— И не должен. Тебе следует поговорить с отцом.

— Я знаю, но это трудно. Он так суров. В нем такая мощь.

— Он хочет, чтобы ты его боялся. Он хочет, чтобы мы все его боялись.

— Вы — нет, я знаю.

— Я никогда не боялась. И хотела бы, чтобы мои сыновья были такими же.

— В нем такая мощь, а его припадки ярости ужасны. Когда он в таком состоянии, он может приказать сделать с нами все что угодно.

— Это правда. Мне порой кажется, что он использует свою ярость, чтобы запугать нас всех.

— Кроме вас, миледи.

— Я была герцогиней Аквитанской, когда он был всего лишь герцогом Нормандским. Возможно, поэтому он так стремился на мне жениться. Я хорошо его знаю. Он никогда не даст тебе того, чего ты хочешь, Генрих.

— Так мне и оставаться в моем нынешнем положении, пока он не умрет?

— Если только ты не возьмешь то, что хочешь.

— Как это?

— Сыновья и прежде так поступали!

— Это будет означать… войну… войну против моего отца! Вы это имеете в виду?

— Я не говорю, что ты должен прямо отсюда пойти и собрать армию. Хотя, без сомнения, ты бы смог это сделать, ведь у него есть враги… и их много. Я говорю, что ты должен об этом подумать. Он не отдаст тебе то, что твое по праву. Что ж, тогда ты мог бы хорошенько поразмыслить — и не спеша — как лучше всего это взять.

— Вы правы, миледи, — вскричал Генрих. — Вы подарили мне великую надежду. Вы и король Франции.

— Король Франции был бы очень могущественным союзником, — сказала королева. — Тебе следует это помнить.

***

Генрих и Алиенора занимали в Шиноне отдельные покои, и за время пребывания там у них было мало времени для личных бесед, но было два вопроса, о которых король хотел с ней поговорить. Один был прост: официальное обручение их сына Иоанна с Алисой, дочерью графа Морьенского, после чего девочку должны были увезти в Англию на воспитание. К другому же ему следовало подойти более тонко. Это была возможность развода.

Вскоре они договорились, что не стоит медлить с обручением Иоанна, и нужно начать приготовления, чтобы оно могло состояться в начале февраля.

Оставался другой вопрос.

Король подошел к нему с опаской.

— Мы очень мало виделись в последнее время, Алиенора, — начал он.

— Не говорите мне, что сожалеете об этом, ибо я вам не поверю.

— Полагаю, и вас это не сильно огорчило.

— Не могу с правдой в руках отрицать это, — ответила она. — На самом деле, я считаю, что хорошо от вас избавилась.

— Тогда, думаю, мы единодушны. Наш брак более не может быть плодотворным по причине вашего возраста.

— И, возможно, вашего?

— Ну полно, Алиенора, вы же знаете, что я на двенадцать лет вас моложе.

— И, без сомнения, по всему вашему королевству готовятся родиться сыновья и дочери.

— Может, и найдется несколько. Но не будем тратить время на бессмысленные препирательства. Мы с вами больше не нуждаемся друг в друге. Нашему браку пришел конец. Мы больше никогда не разделим ложе.

— Предмет мебели, которому вы придаете такое большое значение.

— Это неотъемлемая часть брака. Произведение на свет детей. Для чего еще нужен брак?

— А когда одна из сторон более не способна к деторождению, ее следует отбросить. Вы это хотите сказать?

— Отбросить! Я не употреблял такого слова. Я хочу, чтобы мы взглянули на это здраво.

— Тогда, пожалуйста, скажите прямо, что вы имеете в виду.

— Вот что. Возможно, есть кто-то, за кого вы хотели бы выйти замуж.

— И, без сомнения, есть кто-то, на ком вы хотели бы жениться. — Алиенора громко рассмеялась. — Я хорошо знаю эту даму. Ваша прекрасная Розамунда. Вот в чем дело, не так ли? Ее юность тоже пройдет… проходит. И тогда вам придется найти кого-то еще моложе, не так ли? Розамунда. Глупая, жеманная Розамунда! Она никогда не повышала на вас голос, верно? Вам это нравилось. Каждая женщина — и мужчина — должны вам рукоплескать. Куда бы вы ни пошли, к вам должны относиться не как к королю, а как к