Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин

Плевицкая смотрела на плюгавенького, с бегающими глазами человека и с трудом сдерживала гнев.

— Концерт состоится, — наконец пришла к решению. — Публика ни в чем не виновата, ей наплевать, что нерадивый напутал со сроком. Буду петь. Но чтобы не опозориться, необходимо хотя бы часок побыть в одиночестве.

Скоблин хотел возразить, что решение абсурдно, нельзя мчаться с корабля на бал, следует проверить акустику зала, прорепетировать с концертмейстером, настроить привезенную гитару. Но, зная упрямство супруги, промолчал.

В отеле Надежда Васильевна приняла душ, переоделась и ровно на час скрылась в спальне.

Концерт начался без опоздания. На сцену певица вышла жизнерадостной и свежей, никакого намека на усталость, будто не было девяти проведенных в вагоне часов.

Концерт прошел без сучка и задоринки. После исполнения каждой песни певицу награждали шквалом аплодисментов, пышными букетами осенних цветов. В благодарность за прием Плевицкая спела на бис романс про ямщика. Лишь вернувшись в отель, без сил рухнула на постель.

Проспала до полудня следующего дня. Проснулась, когда в лицо ударили солнечные лучи. Вставать не спешила — было лень умываться, заказывать завтрак. Выпростала из-под одеяла руку, провела ладонью по лицу, словно смахивала следы усталости.

«Ни за какие коврижки не стану больше выступать в день приезда! Еще один такой концерт, и отдам Богу душу!..»

Повернулась на другой бок и услышала за дверью голоса. Разговаривали Коля и…

«Ковальский? Здесь? Без предупреждения? Или Коля знал о его появлении?»

Хотелось думать, что курьер прибыл исключительно, чтобы исполнить обещание побывать на концерте, но отбросила эту мысль. Накинула халат. Причесалась, но краситься не стала. Вышла в гостинную.

— Боже, кого вижу? Сколько лет, сколько зим! Здравствуйте, мастер делать комплименты! Не ожидала! Сколько минуло времени с нашего прощания?

— Почти полгода, — напомнил Ковальский.

— А кажется, будто расстались лишь вчера. Не забыть, как с аппетитом уплетали мой ужин. Накормлю и сейчас.

Плевицкая хотела позвонить в ресторан, чтобы заказать в номер обед, но Ковальский положил руку на телефон.

— Не надо, чтобы в ресторане знали, что у вас гость.

— Закажу лишь на две персоны, а официанта не пущу на порог. — Надежда Васильевна хитро улыбнулась, давая понять, что она не профан в конспирации, обернулась к мужу: — Почему не предупредил о госте?

Скоблин виновато ответил:

— Центр не уточнил, когда ждать.

— Приказ отбыть в Ригу получил за час до отхода поезда, — подтвердил Ковальский.

— Как доехали?

— Без происшествий.

— К нам прямо с вокзала?

— Нет, ожидал условленного часа, коротал время в пивной.

— И, конечно, не обедали, а в дороге питались всухомятку?

— Не хотел покидать купе, мозолить пассажирам глаза.

Плевицкая не могла не воспользоваться встречей с человеком, который вчера еще гулял по Москве, забросала вопросами о новостях культурной жизни, премьерах, концертных программах.

Ковальский поднял руки.

— Смилуйтесь, не требуйте невозможного. Я не театрал, далек от искусства, редко выбираюсь даже в кинематограф.

— Вылетело из головы, с кем имею дело. У людей вашей профессии на первом месте работа, точнее, служба, все остальное, в том числе искусство, на десятом.

Заказанный на двоих обед поделили на троих. Ковальский с жадностью набросился на еду.

Плевицкая улыбнулась.

— Люблю голодных мужчин с горящими глазами.

Справившись с едой, Ковальский попросил у Скоблина бритву.

«Бриться на ночь глядя? — удивилась Надежда. — Так поступают лишь истинные французы, когда спешат на ночное свидание».

Ковальский принес извинения хозяйке, снял пиджак. Распорол бритвой подкладку, достал шелковый лоскуток. Плевицкая взяла лоскут, ушла в ванную, выбрала среди флаконов лосьона, шампуня, туалетной воды нужный, смочила лоскут, на шелке проступили колонки пятизначных цифр. Теперь следовало заняться расшифровкой. Крикнула мужу, чтобы принес Библию.

Послание Центра Скоблин прочел дважды — первый раз бегло, вторично — вчитываясь в каждую фразу. Затем сжег листок в тарелке.

— Знаете приказ? — спросил генерал курьера.

— Нет, и не горю желанием: меньше знаешь — больше проживешь, — признался Ковальский.

— Чуть позже составлю отчет, а Надежда Васильевна зашифрует.

— У вас в распоряжении сутки.

— Тогда вечером жду на концерте, — напомнила хозяйка.

— С великим удовольствием, не то не знаю, когда ожидать ваши выступления в Москве, скажем, в парке «Эрмитаж», хотя, думается, это время не за горами.

— Да? Значит… — Плевицкая недоговорила.

— Вы правильно поняли. Речь идет о советском гражданстве. К следующему моему приезду напишите ходатайство в ЦИК Союза о получении гражданства, далее простые формальности и — возвращение домой со всеми правами, обязанностями гражданина Страны Советов.

Плевицкая бросилась к курьеру, расцеловала его. Скоблин был сдержан — лишь пожал руку.

— Куда с нашего горизонта исчез Деникин? — спросил «Сильверстов».

— Отошел от всякой политики, в РОВС ни ногой, даже не звонит. По слухам, пишет очередной том мемуаров, где о себе коротко, больше о потрясших Россию событиях. Выпустил уже два тома «Очерков Русской Смуты». Шустрее пишет Краснов: каждый год выпускает по пять или больше книг.

— Тоже воспоминания?

— Не только, больше беллетристика.

— Краснов интересует мало, другое дело — Деникин, его в Москве ценят за ум и отказ от борьбы с Родиной.

— Живет затворником, видимо, сильно переживает отставку в Крыму, сдачу командования барону.

— Что можете сказать о Туркуле, кто некогда командовал Дроздовской дивизией?

— Уехал в Болгарию.

— Есть возможность привлечь к сотрудничеству?

— Попытка не пытка.

— Что нового?

— К забросу готовят очередную группу, границу перейдет не в Финляндии, а на Востоке, в Маньчжурии. Точное время и место перехода сообщу.

— Дошли слухи, что генерал Миллер инспектирует отделения РОВС. Надо узнать результат инспекций, личный состав отделений.

5

Пока мужчины вели разговор, Плевицкая сидела на диване, поджав ноги, подшивала на платье оборку: работа с иглой помогала сосредоточиться. Вспомнив, что в Константинополе Ковальский курил, позволила дымить и сейчас.