Украденное детство - Марина Викторовна Линник

– Нет, ну это уже ни на что не похоже, – возмутилась Франческа. – Вы читали сегодняшнюю газету? Мы, евреи, оказывается, переносчики инфекционных заболеваний. Именно поэтому нам предписывается покинуть наше жилье в течение двадцати дней. За неподчинение расстрел. Немецкие врачи якобы будут проводить дезинфекцию помещений. Вот увидите, немцы чего-то не договаривают. Дезинфекция… Не дезинфекция, а настоящая ссылка. Новые власти хотят попросту избавиться от нас, сделать вид, что нас не существует на свете. Более того, немцы запретили нам любое общение с внешним миром! Это бесчеловечно!

Она стремительно вскочила со стула и зашагала по комнате.

– Увы, дорогая, – проговорил Марек, – но придется подчиниться. В противном случае нас арестуют и сошлют в лагерь смерти.

– Мы все равно когда-нибудь там окажемся, – мрачно заметила Вера. – Ты же прекрасно слышал, ЧТО Гитлер говорит о таких, как мы: «Никакое примирение с евреями невозможно. С ними возможен разговор исключительно по принципу: либо – либо! либо они – либо мы!» Безусловно, я согласна, нам придется подчиниться и перебраться в зону, выслушивать на улице оскорбления в свой адрес не очень-то и приятно. Можешь представить, что меня сегодня назвали «грязной вонючей еврейкой». Я так долго плакала потом!

– Увы, дорогая. Фашисты делают все, чтобы разжечь ненависть между народами. И надо признать, что им это удается.

– Боже, что будет с нами? – прошептала Франческа, взглянув на снующих под окнами немцев.

– Будем надеяться на лучшее, – обняв ее за плечи, ответил Марек.

– Ты веришь в это?

Тот лишь горестно вздохнул. Что он мог ответить своей бедной женушке? Объявив ряд городских районов карантинной зоной, немцы начали принудительное переселение евреев в этот район, поделив, тем самым, Варшаву на еврейское гетто и арийскую территорию, где переселенцам, изгоям общества, по указанию немецкого руководства было запрещено появляться под страхом смертной казни. Позже, в ноябре 1941 года, «зараженная зона» была полностью огорожена стеной.

Супругам Розенберг и Вере Гран, впрочем, как и другим несчастным, пришлось очень туго. На первых порах еще существовали магазины, где можно было купить товары первой необходимости, однако цены в них были недоступными для большинства жителей квартала. В основном продукты питания получали по карточкам. Но продовольственные нормы постоянно снижались, и через год после оккупации они упали до минимума. Люди голодали.

Голод был беспощаден: многие, обессилев, падали на улицах и умирали, не доходя до дома. Умирали во сне; умирали, стоя в очередях. Спустя какое-то время смерть стала обыденностью в еврейском квартале. И лишь благодаря нелегальным поставкам продуктов населению удавалось выживать. На стихийном рынке продавали все, что можно было продать: вещи, драгоценности, обувь. Немного лучше жили те, кто работал на заводах или обслуживал немцев. Марек был вынужден пойти против своих принципов и устроился работать на фабрику. Франческа и Вера решили тоже попытать счастье.

– О, моя дорогая, посмотри! – затараторила молодая женщина, показывая подруге какую-то бумажку. – Я только что из театра. Нас взяли!

– Куда взяли? Я ничего не понимаю. Говори толком!

– Какая ты непонятливая, – засмеялась та. – Мы сможем теперь заниматься тем, что любим: ты петь, а я танцевать! О! Я так рада! Наконец, мы сможем забыть о лишениях.

– Ты преувеличиваешь. Впрочем, как всегда.

– Нет, нет и нет! – топнув ногой, ответила Франческа. – Ты не хочешь понять меня. Я опять смогу танцевать. Ты же знаешь, что балет – моя жизнь!

– Это ты не понимаешь, – прервала ее Вера. – Ты будешь ночи напролет развлекать тех, кто истребляет нас, кто согнал нас в резервацию, кто морит нас голодом.

– Ты все неправильно воспринимаешь. Мы будем искусством поддерживать наш народ.

– А заодно еще и нацистов, – фыркнула девушка.

– Почему? Немцам запрещено показываться на территории гетто.

Вера хмыкнула.

– Но запрет не мешает им рыскать по кварталу и забирать понравившиеся вещи.

– Возможно, ты и права. Но…

– Возможно? Видимо, от голода ты совсем перестала трезво мыслить, – ехидно заметила подруга, прервав молодую женщину.

Франческа приняла гордый вид.

– Все, достаточно. Я услышала тебя. Один лишь вопрос: ты будешь выступать? Запомни, это единственная возможность покинуть гетто. А в том, что мы выберемся отсюда, я не сомневаюсь!

Немного поразмыслив, Вера все же согласилась. Да, с одной стороны она не особо хотела веселить полупьяную публику, к которой испытывала отвращение, но с другой стороны, – жизнь в гетто напоминала ад. И вырваться из него было мечтой каждого, кто сюда попал.

– Да, – опустив голову, отозвалась она. – Я буду… я согласна.

– Вот и хорошо, – весело произнесла Франческа. – В субботу в театре-кабаре Melody Palace у нас первое выступление. С завтрашнего дня начинаем репетировать. Пока!

Чем больше Вера думала о затее подруги, тем лучше она понимала, что подтолкнуло молодую женщину принять приглашение выступать перед сомнительной публикой. А то, что так и будет, девушка не сомневалась, поскольку немцы, находясь в тылу, были не прочь поразвлечься.

Конечно, до войны Франческа Манн по праву считалась не только самой перспективной и талантливой балериной Польши, но и, безусловно, самой красивой. Ее танец покорял сердца зрителей. Гран знала о честолюбивых мечтах молодой женщины. Та грезила о самых знаменитых сценах мира, об овациях, о восторженной публике, о большом контракте, который позволил бы ей в дальнейшем создать собственную школу танца. К сожалению, Сентябрьская кампания грубо вмешалась в планы балерины. Вместо Парижа и Милана пани Манн, да и она сама, попали в Варшавское гетто. И если Вера вполне могла жить без оваций и сцены, то Франческа – нет. А может быть, ею руководили более меркантильные интересы. Кто знает? Чужая душа – потемки.

На самом деле балерина согласилась на унизительную роль танцовщицы кабаре не только из-за желания вырваться из гетто. Видя на улице изголодавшихся истощенных детей, просящих милостыню, Франческа поклялась себе, что сделает все, чтобы спасти этих несчастных. Когда она вырвется из карантинной зоны (а для достижения этой цели все средства хороши), то попытается связаться с подпольным обществом, действующим на арийской территории. И, став связной, Манн собиралась наладить контакт между обреченными на долгую мучительную смерть и «свободными» гражданами.

Первое выступление произвело фурор среди присутствующих: Франческу провожали бурными аплодисментами, вызывая раз десять на бис. Вскоре о грациозной и харизматичной артистке, обладающей к тому же легким задорным характером, заговорили и в еврейском квартале, и в арийской зоне. Молодая женщина была настолько хороша, что через некоторое время она стала любимицей многих немецких офицеров.

Вера также произвела незабываемое впечатление на публику, распевая песни на польском и немецком языках. И через некоторое время, благодаря завязавшимся знакомствам,