Дассария - Абай Тынибеков

и восемь вождей тиграхаудов заверили его о немедленном наведении порядка в своих лагерях. Вскоре он убедился в их исполнительности. Несколько бунтарей были прилюдно казнены. Народ смиренно притих.

Пролетело ещё два страшных года, унесших с собой жизни почти половины всего населения. Из живности осталась лишь треть лошадей. Больше ничего не было. Среди прошедшей последней зимы, несмотря на все предпринимаемые меры, всё-таки случилось первое ожесточённое сражение между племенами массагетов и тиграхаудов. Кровь лилась рекой. Неимоверным усилием Дассарии удалось успокоить саков, но все его старания так и не привели к миру. Теперь в их душах зародилась кровная вражда, и при такой неразберихе трудно было понять, кто из них прав, а кто виноват. В бойне полегло почти двадцать тысяч воинов. После такого небывалого массового столкновения некоторые из вождей, избегая его повторения и не желая больше находиться рядом с остальными, увели остатки своих племён неизвестно куда.

Неожиданно к сакам подступила и другая беда. В этот же год с самого наступления весны в соседнюю с ними Согдиану из области Бактрия внезапно вторглись полчища македонянина Александра – грека Ксандра, как нарёк его степной народ. Он осадил и вскоре захватил её главный город Мараканд. В начале лета часть его войск уже подошла к берегам реки Яксарт, к её самому южному изгибу. Не вступая с ними в сражение, верховный вождь массагетов и тиграхаудов Дассария отступил на северо-запад своих земель – слишком неравны были силы. Почти каждую ночь неожиданно снимались со стоянок и, не прощаясь с ним, уходили вожди, возглавляя своих людей. Описав полукруг и вновь вернувшись к восточным землям, где прежде, ещё при его деде Дантале, проходила граница с тиграхаудами, которых тот завоевал и покорил при последнем своём сражении, не доходя до нижней излучины Яксарта, царь Дассария остановился. Он упорно не хотел покидать исконно сакские края.

* * *

На заре Чардад пробудился и вскочил на ноги, разминая тело. Дассарии у костра уже не было. Оглянувшись по сторонам, Чардад увидел его стоящим на стене загона и смотрящим куда-то вдаль. Без шлема он выглядел как-то иначе, не столь сурово, более привычно и даже обыденно. Его длинные золотистые волнистые волосы сильно развевались на ветру, отчего он часто поправлял их, убирая с лица. Чардад, как и все, уже давно привык к его довольно странному виду, не характерному для чернявых саков. Он знал о том, что такой цвет волос достался Дассарии от его бабушки, гречанки по происхождению, но почти всю жизнь проведшую здесь, в степи. Из рассказов своего деда он помнил, что все саки называли её царицей Аритией Златовласой, и сейчас, глядя на её внука, он пытался представить, как могла она выглядеть, но ничего из этой затеи у него не получалось. Перед его глазами сразу возникал облик Дассарии. Подойдя к нему, Чардад спросил:

– О чём задумался, правитель?

– Да так, Чардад, о разном. Никак не могу поверить, что во всех этих необъятных просторах мы не найдём своих людей. Куда они разбрелись? Мы столько прошли, а ни одной живой души не повстречали на своём пути. Не могли они все погибнуть. Нет. Мы ведь ещё держимся, а среди вождей все до единого очень крепкие мужи, и так просто они не склонятся перед волей судьбы, – спрыгивая со стены на землю, уверенно произнёс тот. – Я верю, что нам с тобой однажды всё же удастся собрать большое войско и выбить из нашей земли всех пришлых завоевателей. До сих пор ещё никто не осмелился вступить в неё безнаказанно и тем более стать победителем. Эх, если бы не это ненастье, мы бы давно разгромили их.

– Дассария, а в тебе ведь тоже течёт греческая кровь. Выходит, к нам пришли не совсем уж и чужие для тебя люди. Я прав? Как ты считаешь? – рассмеялся Чардад, похлопывая друга по плечу.

– Не шути так, Чардад! Ты же знаешь, что я сак и только сак. Моя добрая бабушка хоть и была гречанкой, но даже думала на сакском языке. Вот, брат, как было-то на самом деле. Она никогда не забывала о своей далекой отчей земле, но любила всем сердцем только эти края, где провела всю жизнь рядом с самым дорогим ей человеком – моим дедом Данталом, – незлобиво парировал Дассария.

– Ладно, Дассария, не бери в голову. Я ведь это сказал просто так, для красного словца. Прости, коль что-то не то допустил. Не хотел я обидеть тебя, – уже серьёзно добавил Чардад.

– Да нет, чего уж там, всё нормально, я ведь тоже понимаю тебя. Какие могут быть обиды между нами. Хотя, конечно, признаюсь, что в душе мне неприятно оттого, что именно её сородичи пришли вдруг в наши земли. Этого не должно было быть, – с грустью произнёс Дассария.

– Прости меня. Я не то сказал, – Чардад виновато взглянул ему в глаза.

– Не стоит, Чардад. Ты ведь отчасти прав, и от этого мне уже никуда не деться, – улыбнулся Дассария.

Они подошли и присели к костру.

– Скажи, Дассария, а ты их языком владеешь или понимаешь хотя бы? – успокоившись, спросил Чардад.

– Да откуда же? Аритию Златовласую, бабушку, я и не видел. Ты ведь сам об этом помнишь. Я вон когда появился на свет. Даже моему отцу уже было сорок лет, – ответил Дассария, отпив воды.

– Да, жаль. Пригодилось бы, – с досадой произнёс Чардад.

– Смотри-ка, вроде сегодня немного тише стало. Ветер стих, ты заметил? – осматривая утренний небосвод, прошептал Дассария.

– И то верно. Может, пришёл конец ненастью? Как ты думаешь? Мне не очень верится в это, – также взирая ввысь, спросил Чардад.

– Не знаю, что и ответить тебе. Хорошо бы так. Легче бы стало, – глаза Дассарии блеснули.

Подошла молодая женщина, принесла еду. Взглянув на куски парящейся конины и лишь теперь уловив витавший по округе ароматный запах, Дассария удивлённо и настороженно посмотрел в глаза собеседнику:

– Откуда это? У нас ведь только вяленое мясо? А это свежее.

– Не тревожься. С той кобылицей, которую напоили из колодца первой, всё в порядке. Она жива. А это один из самых старых наших жеребцов. Он чуть не пал в прошлую ночь. Что-то с одной ногой у него случилось. Вот его и решили заколоть. Зачем зря мясу пропадать, – спокойно ответил тот.

– Что ж, раз так вышло с ним, людям и в самом деле впору поесть, хоть немного, но свеженины. Устали все, особенно женщины и дети, – взяв кусок и ловко отрезая от него часть, произнёс Дассария.

Они ели молча, наслаждаясь