Дорогая Клара! - Кристина Вадимовна Эмих

ДНЕВНИК ВИКТОРА

31 АВГУСТА 1941

Мама все ищет какое-то письмо.

– Мне ведь не отдал. Сказал, что обязан передать лично в руки. Лично в руки! Я еще удивилась, чего это сегодня не Шура. Высокий такой, с усами. Я его раньше не видела.

– Думаешь, там было что-то, что ее взволновало?

– У нее потом все из рук летело, неспокойная стала, точно весть какая дурная пришла.

Бабушка давно жаловалась на сердце. А писем кому только не писала. Могла прочитать и выбросить, хранила только самые дорогие.

Поискали в ее комнате среди вещей, на кровати. Письма нет.

Странное раздвоение. Одна моя часть проживает горе, другая злится. Как она могла оставить меня так внезапно? Как я теперь один? Бабушка, бабушка… С ней ушло мое детство.

Прощай, моя родная. Никто так не верил в меня, как ты. Никому я не был нужен. Если бы не ты, рос бы как сорняк. Никто не сказал бы: “У Вити способности к музыке”. Никто не читал бы со мной перед сном Пастернака, Пушкина и – тайком – Мандельштама.

Все детство ты была мне больше, чем бабушкой.

Ты так боялась оставить меня, часто повторяла, что, умирая, люди никуда не уходят, – чтобы я знал, что, если тебя не станет, ты продолжишь заботиться обо мне. Почему сейчас? Я наивно верил, что ты всегда будешь рядом.

Клара еще не вернулась. Должно быть, уже в пути или приедет со дня на день.

Как бы мне хотелось, чтобы она была рядом.

Клара – Виктору

31 августа 1941

Витя, дорогой, любимый!

Когда ты приедешь, то найдешь это письмо. Мне так страшно, Витя. Дали сутки на сборы. Из деревни не выпускают. Каждую улицу патрулируют красноармейцы. Нужно получить какие-то квитанции, дом придут оценивать… Витя, Витя… Что же это делается? Ничего не понимаю.

Отправляют неведомо куда. Как только приедем, сразу напишу.

Как же бабушка поедет? Ей с каждым днем все хуже. Бедная моя мамочка. Плачет и плачет. Я пытаюсь быть сильной, но мне так страшно. И папа в Энгельсе, что будет с ним?

Я напишу, я сразу напишу тебе, Витя.

Твоя Клара

ДНЕВНИК ВИКТОРА

1 СЕНТЯБРЯ 1941

Зашел к Кнолям. Постучал – тишина. Спросил у соседей, говорят, второй день никого.

Вернулся домой. Пришел отец и молча положил передо мной “Большевика”.

– Читай.

Я со всей этой суматохой и газет в руки не брал. Пробежал глазами по газетной полосе.

– О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья[35]…

Вслух прочитал указ.

– “Среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселенных немцами Поволжья”.

О чем это они? Какие шпионы?

– А я говорил, надо гнать их в шею!

– “Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и выделить переселяемым немцам Поволжья землю и угодья в новых районах”.

Чудовищная провокация! Не могут же всех поголовно взять и выслать. Это же сколько вагонов, продуктов, пути и без того загружены – война. Да и как люди вдруг сорвутся с мест… Подлая ложь!

Я выбежал из квартиры во двор и застыл, не понимая, куда бежать.

Ехать к ней в деревню? Ждать возвращения? Она должна вернуться со дня на день. Ничего не понимаю.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

1 СЕНТЯБРЯ 1941

Вокруг визг, всюду визг. Забивают свиней. От визга этого все внутри переворачивается.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

2 СЕНТЯБРЯ 1941

Мама передала письмо Клары от 24 августа.

Ей пришлось задержаться в деревне. Завтра же еду туда. Не знаю как, но найду способ.

Отец застал меня в раздумьях.

“Что, братья на фронт, а ты все по немке тоскуешь?”

Захотелось его ударить. Вышел из дома и сидел во дворе до наступления темноты. Как он смеет так говорить? Мы поженимся, я увезу Клару в Саратов, и ноги моей больше не будет в отцовском доме.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

5 СЕНТЯБРЯ 1941

С горем пополам добрался до деревни Клары. До Маркса доехал вместе с Колиным отцом. Там пришлось заночевать. Рано утром на почтовой машине – удалось уговорить водителя – доехал до деревни. Быстро нашел бывший дом Шталей и по нему дом Кнолей. Но Клары там уже не было…

В доме Шталей горел свет. Это меня приободрило. Отчего-то решил, что здесь мне все расскажут.

Я подошел к большим воротам, позвал хозяев. Никто не ответил, не вышел. Тогда я толкнул калитку.

До меня долетали разговоры.

– Хозяева!

Разговоры стихли. Приоткрылось окно.

– Чего тебе?

– Здесь Штали жили?

– Может, и жили.

– Видели, как их увозили?

– А тебе чего? От эшелона отстал? Так мы это мигом устроим.

– Я хотел по-человечески.

– О фашистах этих по-человечески? Ты сам кто?

Я в двух словах рассказал о себе.

– А чего рассказывать? Погрузили, увезли.

– Вы же были друзьями, соседями…

– Мы с немчурой не водимся. Наши все на фронте.

И захлопнули окно.

Дворы пустые, точно варварское племя совершило набег и разграбило деревню. Жителей осталось мало – деревня немецкая.

Опросил тех, что остались. Многие молча уходили, вопросы мои вызывали подозрение.

Спустился к Волге, уже не рассчитывая что-то узнать. На камне у воды сидел пожилой мужчина. Он обернулся, услышав мои шаги.

– Нездешний. Какими судьбами?

Я рассказал, зачем приехал.

– А что ты хотел узнать? Повезли на станцию, оттуда незнамо куда.

– Вы Кнолей знали?

– Линду с Яковом? Как не знать. Мы в деревне все друг друга знаем. Яков умер прошлым летом. Линда сдала после его смерти. Они ведь уехали, а Линду оставили. Соседям передали. А она и померла через пару дней после их отъезда. И хоронили давеча.

– Умерла? Бабушка Клары? Вы помните Клару, их внучку?

– Помним, как не помнить. Правда, давно ее не видел. Шустрая такая. Погрузили их всех и на станцию.

– И неужели никто не знает, куда их везут?

– А нам что, докладывал кто?

– В их доме уже кто-то живет?

– Утром стоял пустой.

– Я могу там переночевать?

– Кто тебе запретит?

Я попрощался и развернулся, чтобы идти, и вдруг подумал… Достал из рюкзака тетрадь, написал свой адрес.

– Если что-то узнаете, напишите мне, пожалуйста. Я буду ждать.

Теперь мне хотя бы было где переночевать. Я ехал, не задумываясь о том, как буду добираться обратно. Казалось, главное доехать, и сразу же все решится.

Я опоздал.

Опоздал.

Клара – Виктору

5 сентября 1941

Дорогой мой Витя!

Взяла с собой тетради и карандаши. Буду писать тебе обо всем.

Первые часы ехали молча.

Бабушку пришлось оставить. Соседка пообещала заботиться о ней. Да ведь это чужой человек. Бедная моя бабушка!

Ночью не спалось. Каждый нашел себе место, все легли, но едва ли кому удалось выспаться. То шорох, то тяжелый вздох, то сдержанный плач, то бормотание. Лежала и смотрела вокруг, пытаясь распознать по силуэтам, где кто лежит. Разбудил нарастающий гул, я резко приподнялась и снова легла.

Проклятый указ! Шталь собрал жителей деревни на площади. Читал медленно, выделяя отдельные