Дорогая Клара! - Кристина Вадимовна Эмих

Шталь призвал всех к порядку. “Вы своими действиями только подтвердите слова указа. Наше дело подчиниться. Товарищ Сталин сказал, что война скоро закончится. Не успеем заскучать по родному дому, велят ехать назад”.

Он еще много чего говорил, только я уже не слушала. Думала о том, что нужно бежать, бежать!

Откуда-то появились солдаты.

Мама бегала вместе со всеми, пытаясь понять, что к чему. Я была с бабушкой. Шталь резал птицу, забил корову и свинью. Мама потушила мясо, залила жиром. Я плакала, собирала вещи. Хватала все, что попадет под руку. Швейную машинку завернула в несколько платков. С перепугу положила в сундук фамильный сервиз и Библию.

За нами приехали рано утром, погрузили в телеги и повезли на станцию[36], загнали в телячьи вагоны.

Что за вздор! Как можно ехать в таких условиях?

Набилось нас сорок человек. Теснота, давка. Кто на нарах спит, кто на полу. Да все это можно стерпеть, но самое постыдное, Витя, – это общее ведро, куда ходим по очереди. Мужчины, женщины, дети…

Душно, постоянно хочется пить, а воды нет. Питание организовано хуже некуда.

Я не знаю, куда нас везут. Никто не знает. Ходят слухи, что на верную смерть. Но если так, к чему сложности? Расстреляли бы в деревне!

Дети извелись, да и взрослые места себе не находят. Просыпаюсь и какое-то время пытаюсь осознать: где я? Не приснилось ли мне все это?

Но самое страшное, Витя, я не знаю, что с папой. Где его настиг указ, куда его отправили, взял ли он достаточно еды, одежды? Ох, Витя, Витя… Что же это делается?

Клара – Виктору

6 сентября 1941

Любимый Витенька!

Снова пишу. Отправлю тебе все разом, когда доберемся. Пишу, чтобы скоротать время и ничего не забыть.

Рано утром меня разбудил крик. Женщина металась по вагону, расталкивая тюки, и кричала: “Пропал, пропал”. Мы ехали всю ночь с двумя короткими остановками, а утром недосчитались пятилетнего мальчонку. “Сынок! Сынок! Арно!” Она из соседнего села, я не видела ее раньше. С ней пятеро ребятишек, мал мала меньше, и вот… Она бросилась к солдату: “Остановите поезд”, а тот гаркнул: “Совсем спятила? Поезд ей остановить! Где ты его будешь искать?” Она рыдала, просила выпустить. Попутчики пытались вразумить: “Может, в другом вагоне твой парень. У тебя еще четверо, с ними что будет?” Она все кричала и кричала. У меня все внутри сжималось. И не было конца и края этому крику.

Какое счастье! Нашелся Арно. И впрямь в соседнем вагоне был. Плакал всю ночь, просился к маме. А объяснить толком не может, из какого вагона, как фамилия. “К маме”, – и всё.

Это Дмитрий его привел. Дмитрий – солдат, сопровождает нас. И вроде должен быть с нами строг, а он помогает. Он тоже, как и ты, мечтает поступить в университет. Физиком хочет стать. Но теперь, говорит, после войны. Всё теперь после войны. Его извели вопросами:

– Куда нас везут? Долго еще ехать?

Дмитрий бы рад ответить, да знает не больше нашего.

Тоскую по тебе, Витя. Люблю.

Твоя Клара

Клара – Виктору

7 сентября 1941

Дорогой мой Витька!

Продолжаю обращаться к тебе. Хоть и не уверена, что ты когда-то увидишь эти записи.

День мучительно тянется. Когда колеса стучат, еще куда ни шло. Пусть не спеша, но приближаемся к цели. Но вот поезд остановился, и время остановилось. И все только и говорят о том, когда уже снова в путь.

Все, что могло испортиться, съели. Мама взяла с собой два мешка сухарей. До них пока не дошло, но кто знает, сколько еще в пути? Утром разносили кашу в алюминиевых баках.

В вагоне нас больше сорока человек. Женщины, мужчины, дети – все в кучу. Ужас, что творится, Витька! Плач, стоны, храп, бормотание. Я с ума сойду, пока мы доберемся. Не знаю, чем и занять себя, чтобы скоротать время. Опишу тебе тех, кто вокруг.

В основном все деревенские: Шталь – о нем ты уже наслышан – с двумя сыновьями, их женами и детьми.

Деревенский кузнец Рихтер – рыжий, с огромными ручищами, хромой. С ним дочь Амалия.

Ирма Фогель и ее дочь Эмма. У Ирмы столько энергии, она обо всех заботится. А Эмма тихая, молчаливая, нет в ней ни харизмы, ни очарования.

Зато как очаровательна Бруна! Я не видела ее два года. Это уже не та пигалица, что хлестала меня крапивой. Помню, как она голыми руками сорвала крапиву, а потом возьми и приложи к моей голой щиколотке. Я взвизгнула и сказала, что мы больше не подруги, она расплакалась. Я ведь своими словами сильнее ужалила, чем она меня букетом крапивы. Так мне хотелось ее задеть. Это я сейчас понимаю. А тогда не понимала. Глупая была. И жестокая.

Бруна жила на другом конце деревни, мы редко виделись. С Бруной отец и старшие братья.

Сумасшедшая Норма – в деревне считали, что она заманивает собак и варит из них суп. Дочь Нормы – однорукая Паулина – с дочкой двух лет. Правая рука у Паулины отсутствует по локоть, но одной левой она ловко справляется.

Яков и Ирина Гюнтер с двумя дочерьми и младенцем.

Близнецы Боргеры с пожилыми родителями.

Мария и Фридрих. Обоим за семьдесят. Единственного их сына расстреляли в тридцать восьмом. Помню, как Мария пришла три года назад к бабушке и принесла эту страшную весть. Надеялись спокойно дожить свой век, а тут война. Мария все повторяет: “Скорей бы Бог душу забрал, хоть с сыном встречусь”.

А еще с нами едет Рихард по фамилии Мюллер, но все зовут его Вагнер. Забавно, правда? Он виртуозно играет на пианино и давал концерты в деревенском ДК. Музыкальной школы в деревне нет, и к Рихарду на обучение приводили юных музыкантов. Вагнер бледный, тонкий, движения нервные, ломаные.

Это жители деревни. А еще с нами едут Филипп, Давид и Татьяна Зонтаг.

О них напишу позже.

Итак, Зонтаги.

Филипп высокий, даже выше Шталя. Помнишь, в детстве я думала, что Шталь – великан? Татьяна маленькая, хрупкая.

Филиппу около сорока, он не из поволжских немцев. Приехал из Германии работать на заводе. Там и познакомился с Татьяной.

Они со Шталем общий язык нашли. Много рассказывает про завод. И так смешно рассказывает, то на русском, то на немецком – ничего не разберешь. Но вот что я смогла уловить. Методы, говорит, применяются в СССР отсталые, в капиталистических странах так уже давно не делают. Пытался вносить рацпредложения. Да это никому не нужно.

В итоге они со Шталем на немецкий перешли. Уж больно долго Филипп русские слова подбирает. И половину произносит неправильно.

Зато у его сына Давида такая правильная русская речь. Татьяна, мать мальчика, русская. Она ему сказки рассказывает, он внимательно слушает, вопросы задает. Чудесный мальчик. Белокурый, с темными бровями и ресницами.

Татьяна беременна, вот-вот родит. Из ее рассказов мы узнали, что Филиппа перевели на работу в Саратов. Так все не вовремя! Татьяна устала от долгой дороги, они остановились в деревне. А когда собрались ехать дальше, уже вышел указ, и солдаты их не