Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

С ближнего ко мне края к крыше и заодно на сторожевой ход шла вдоль стены крутая каменная лестница шириной не более метра и без перил. Ступеньки посередине были стерты. Видимо, ходят по лестнице туда-сюда частенько. Внизу во дворе кошмы были расстелены прямо на земле и на них спали еще сотни две парней. Что называется, дрыхли без задних ног. Говорят, молодых бойцов гоняют от рассвета до заката. Судя по тому, как неумело действовали во время нападения на Салаха ад-Дина, учат их не тому, что надо.

Тяжелая — из дубовых досок толщиной сантиметров восемь-десять — дверь в здание была нараспашку. Предполагаю, для того, чтобы был сквозняк, который сейчас заменяет вентиляторы и кондиционеры. К сожалению, ветра не было, и внутри стояла духота, показавшаяся мне липкой. К ней добавлялась вонь кизячного дыма, хотя очага я не обнаружил. Было темно, не искал особо.

Передвигаясь плавно и бесшумно, я проследовал вглубь здания, заглядывая во все помещения, которые попадались по пути. В одном спали трое на низкой каменной кровати, расположенной в нише. Дальше был большой зал. Крестьяне говорили, что именно там их принимал уездный вождь ассасинов. В помещении было пусто. В нем имелись еще два арочных выхода. Один вел в небольшую комнатенку, где тускло чадила масляная лампа, похожая на плод гранатового дерева. Там на деревянной кровати, лежа на спине, спал в белой льняной тунике щуплый пожилой мужчина с выбритой головой и длинной и наполовину седой бородой, внизу раздвоенной посередине. Из туники торчали как бы сами по себе две худые смуглые ноги. По приметам и другим признакам это должен быть Рашид ад-Дин.

Он проснулся после того, как я взялся за худую правую ключицу и тряхнул тело. Темные глаза уставились на меня, рот приоткрылся. Представляю, что бы я подумал на его месте, увидев среди ночи в своей спальне склонившуюся надо мной фигуру в черной одежде и маске с прорезями для глаз и рта. Я врезал ему по челюсти, вырубив. После чего затолкал в рот подол его туники, перевернул на живот, связал руки и вернул тело в предыдущее положение. Горный старец долго не приходил в себя. Наверное, не желал убеждаться, что происходящее с ним не сон. Ведь это только по его приказу проникали в чужие спальни и убивали спящих, а с ним такое не могло случиться.

Определив по тихому мычанию, что Рашид ад-Дин в сознании, я предложил шепотом на арамейском языке, на котором он общался с местными крестьянами:

— Если слышишь и понимаешь меня, кивни.

Он так и сделал.

— Ты Рашид ад-Дин ас-Синан?

Еще один кивок.

— А я аль-хафата (ангел-хранитель) Салаха ад-Дина Юсуфа ибн Аюба, — представился я. — Мне надоело спасать его от твоих людей. Утром отправишь к нему послов, предложишь мир и поклянешься на Коране, что больше никогда не нападешь на него. Если нарушишь клятву, к тебе придет малаикат аль-азаб (ангел наказания) и вырвет твою поганую душу.

Фишка еще и в том, что малаикат аль-азаб приходит за душами неверующих. У него черное лицо и черная одежда из могильных тканей почти как у меня, и воняет мертвечиной. Насчет последнего пункта ничего сказать не могу. Душу выдергивает из тела с особой жестокостью.

— Ты меня понял? — задал я последний вопрос.

Горный старец затряс головой, как эпилептик.

Я перевернул его на живот и приказал:

— Произнеси про себя все восемь коранических молитв для самых трудных моментов жизни, после чего можешь развязаться. О моем визите никому не говори.

После чего бесшумно покинул его келью, быстро пересек зал, вышел на улицу. Там все спали, как и на крыше здания. Никто не помешал мне спуститься по стене, а потом и по склону горы к тому месту, где меня ждало сопровождение. О своем приближении предупредил заранее, когда почувствовал, что на меня смотрят.

— Буди всех, уходим, — скомандовал я часовому.

Он было собрался возразить, что темно, однако вовремя одумался и молча выполнил мой приказ. Пошли пешком, ведя лошадей на поводу. Животным ночная прогулка не понравилась. Они часто испуганно всхрапывали и изредка коротко ржали. Когда спустились в долину, поехали верхом к холму, на котором стоял шатер Салаха ад-Дина. Охрана увидела нас издалека и задергалась. Командир приказал нам не приближаться.

Я остановился и громко и четко произнес:

— Мы не будем приближаться, успокойся. Когда рассветет, передай нашему повелителю, что пусть сегодня ждет послов. Он поймет, каких именно.

Утром из замка вышли три безоружных человека и потребовали, чтобы их провели к Салаху ад-Дину. Переговоры были короткими. Ближе к полудню по лагерю разнеслась весть, что война закончилась, что завтра отправляемся в Дамаск. Мне принесли фирман на листе белого папируса высшего качества и с прикрепленной на льняном шнурке, розовой, восковой печатью султана, которая информировала всех заинтересованных лиц, чиновников и военных, что я имею право торговать любыми товарами во всех его владениях, и никто не имеет права взимать с меня какие бы то ни было налоги или пошлины. На словах мне передали, что деньги пришлют из Дамаска в Хаму. И таки прислали в мешочках с печатями, которые ростовщик взял у меня с придыханием.

Таки ад-Дин сообщил и еще одну приятную новость:

— Дядя приказал повысить жалованье воинам твоего отряда до пяти динаров в лунный месяц, а тебе до пятидесяти.

— Балует он нас! — шутливо произнес я.

— Дядя всегда щедр к тем, кто правильно исполняет его приказы, — поделился эмир Хамы и полюбопытствовал: — А за что наградил тебя?

— За то, что умею держать язык за зубами, — отшутился я.

— Если нельзя, не говори, — не обидевшись, произнес он, но было видно, как его распирает от желания выведать, что такого особенного я сделал.

— Помог устроить переговоры с ассасинами, — признался я.

Вопросов у Таки ад-Дина стало еще больше, но постеснялся задать их. Он любит повторять персидскую поговорку «Много будешь знать, быстро состаришься, мало будешь знать, даже состариться не успеешь».

Глава 18

Мы без особых напрягов дотянули в гарнизоне Хамы последний год службы Салах ад-Дину. Тихая размеренная жизнь без особых забот и хлопот. Даже грустно стало расставаться, уезжать.

— Дядя написал, что с удовольствием возьмет тебя