Когда мы были чужие - Памела Шоневальдт

Итак, я выжидала, старалась работать как можно быстрее, никому не говорила о своих планах — и ощущала себя безмолвной предательницей. В начале марта днем было уже тепло и по песчаным аллеям из-под грязного, лежалого снега текли ручьи, но по ночам промозглый холод забирался через щели в спальню и девушки ежились во сне. На рассвете солнце с трудом просвечивало сквозь бледную дымку, и я вспоминала зимние восходы в Опи: пурпурные, розовые, фиолетовые и багряные полосы расцвечивали небо — к полудню оно становилось ослепительно лазоревым. Зимы в горах были голодные, но красочные.

— Хочу весну! — заявила Марта, наша новенькая итальянка.

Она сердито топтала заледеневшие островки снега, пока мы тащились по городу, нагруженные коробками с готовыми воротничками. Доставлять их в магазин входило в наши обязанности, но денег мы за это не получали.

— Гречанок и шведок почему-то никогда не посылают, — с горечью сказала Марта.

Да, это правда. Мистрис умела настроить всех против всех, ловко распределяя подачки и штрафы, оценивая нашу работу исходя из своих капризов, а не по справедливости.

Я решила уехать из Кливленда, когда накоплю двадцать долларов. Если повезет, успею до того, как раскроются почки кленов. Мне все тяжелее было находиться в этом городе — на меня давила моя тайна и белесое зимнее небо. Даже походы в Вудленд стали мукой — приезжали новые иммигранты, с любопытством пялились на мой шрам и перешептывались за моей спиной.

Никому ничего не говори, твердила мне Лула. Если Марта узнает о твоем отъезде, она не сможет удержаться и непременно расскажет Саре, а та выложит все Беле, от которой новость дойдет до гречанок и следом до Мистрис. Так оно и будет. Когда немка Сигрид по секрету сказала девушкам, что скоро уйдет, Мистрис в момент об этом пронюхала и стала придираться к ее работе. В итоге Сигрид ничего от нее не получила, а еще и должна осталась — за жилье и еду.

Девушки редко покидали мастерскую в поисках места получше, в основном они просто выходили замуж. В феврале уволилась шведка: парень, с которым она познакомилась на танцах, купил землю в Небраске и позвал ее с собой. Но таких было мало, почти все держались за свою работу. «Куда нам деваться? — тоскливо говорили они, словно не заслуживали ничего, кроме водянистой похлебки, спальни, где шастали полчища мышей, и махинаций Мистрис, обманывавшей их на каждом шагу. — Не так уж здесь и плохо, — уверяли они друг друга. — Лучше, чем мыть полы или вкалывать на фабрике».

— Пойдем сегодня вечером на танцы, — позвала меня Марта.

Но я отказалась. Мужчинам нравятся красивые девушки, без шрамов.

— Я вообще замуж не собираюсь. Ведь деньги, которые я могу отсылать домой, муж станет забирать себе. Нет, я должна заботиться о Дзие.

— Ирма, на самом деле ты просто боишься мужчин, — откровенно заявила мне Марта.

Нет, Густаво не боюсь. А других… что ж, возможно.

— В общем, мне сейчас не до танцев.

— Ну подумай, мы уйдем, ты будешь весь вечер сидеть здесь одна.

Это точно, но лучше уж так, чем весь вечер в одиночку стоять у стены в танцзале. Я выпросила у Лулы лампу, чтобы заняться делом: практиковаться с вытачками, оборками, окантовкой, подрубать фестончатые края и сочетать клетку. В ту ночь мне снились платья: будто бы я, ростом с мизинец, брожу по кружевным холмам и скатываюсь вниз по блестящим шелковым складкам, гуляю в полях цветастой тафты, усыпанным яркими пуговичками, пока небо не заволакивают тяжелые тучи воротников.

С утра я первой садилась за рабочий стол, а вечером вставала из-за него последней. Воротнички горой высились в моей коробке, и Мистрис покупала их все до единого.

— Ты делаешь успехи, — холодно признала она.

В конце марта я получила письмо из Опи. По дороге домой я гладила пальцами конверт, нюхала его и разглядывала марку с изображением короля Умберто.

— Читай! — велела Марта.

Я вскрыла конверт и стала медленно читать про себя: