Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи - Мюриель Романа

Действительно, эти фигуры выделялись на фоне придворных, разодетых пышно, точно попугаи из Нового Света. Антуан де Бурбон, король-консорт Наварры, время от времени осмеливался на улыбку, пока жена не одергивала его взглядом. Он вполголоса говорил с братом, принцем Конде, бывшим младше его на десять лет. Оба демонстративно надели аскетичные платья, черноту которых подчеркивала белизна коротких плоеных воротничков. Худое лицо королевы Наваррской Жанны д’Альбре утопало в плотных складках скромного небеленого воротника, который заставлял ее держаться еще более прямо и строго.

– По крайней мере, они не делают вид, будто рады заключенному миру с привкусом поражения, – заметила Екатерина Медичи. – Мир и так стоил нам дорого, мы потеряли землю и деньги. А теперь еще и мою дочь!

Она перекрестилась, повторяя:

– Как ни подумаю об этой жертве, о бедной Елизавете, голубке моей, которую отдают этому старому испанскому сквалыге!..

– Взгляните, государыня, кто к ним подошел! Теперь картина полная. Жаль, что псов спустить нельзя.

Адмирал де Колиньи, вождь гугенотов, почтительно приветствовал принцев крови, Антуана и Людовика. В этот самый миг к ним по-молодецки направился Габриэль де Монтгомери.

Луиза застыла.

– Вы говорили про псов, а меж тем вот кто неотступно идет по вашему следу, – подметила королева.

Сердце Луизы било в груди набат. Габриэль поднял голову на королевскую трибуну и посмотрел ей прямо в глаза. Она отвела взгляд первой.

– Сколько спеси! – восхитилась Екатерина Медичи. – Ваш красавчик-капитан не может удержаться, чтобы не подразнить их.

– Он не мой капитан, государыня, – живо поправила Луиза.

– Знаю, о чем вы думаете, однако мой венценосный супруг обязан ему жизнью. Вспомните, два года назад он спас его от устроенного гугенотами покушения.

– Помню, это было после службы, на паперти Святой капеллы.

– Но вы шли позади и не видели всей отваги капитана Монтгомери. Я же видела. Нищий бросился на Генриха с ножом, крича, что он – длань Господня. Монтгомери инстинктивно отвел преступный удар. Он схватил его за запястье и одним движением заломил руку, так что тот выпустил нож, – рассказывала королева, иллюстрируя слова жестами.

– Я знаю о том случае, государыня.

– Дерзнет ли он и им о нем напомнить? Приблизьтесь к ним и расскажите мне после.

– Хорошо, государыня.

Луиза нехотя проскользнула в толпу. Она подходила все ближе, проклиная растущую внутри незаглушаемую радость, и надеялась, хотя и не верила в это, что граф все же не заметит ее. Желая как следует почтить королеву своим последним появлением в свете, она надела лучшее платье, расшитое золотом и украшенное драгоценными камнями и жемчугом. Она выглядела ослепительно и ничего не могла с этим поделать.

Изабо

Изабо поправила золотую булавку в волосах под пристальным взглядом герцога Омальского. Отчего смутилась и распалилась одновременно.

Перед ними танцевали пары. Изабо залюбовалась на их наряды. Муаровые ткани переливались в свете факелов всеми цветами, окутывая гостей словно дымкой. Каблуки постукивали по деревянному настилу.

Едва она поправила прическу, герцог Омальский притянул ее и увлек в танце. Она боялась наступить ему на ногу или сбиться с такта. Но мать повторяла ей, что даме не обязательно уметь танцевать: достаточно, как и в жизни, слушаться кавалера. Изабо как раз намеревалась проверить эту теорию. Он закрутил ее, поймав за пояс с помпонами, потом направил в другой конец зала, крепко держа за руку. Он знал музыку и улыбался, уверенно исполняя па. Ей же было не по себе, всякий раз она боялась упасть среди факелов, но в последний миг он неизменно притягивал ее назад. Он стал вращать ее на месте, бесконечно долго. Голова у нее закружилась, и она схватила его за плечи, в глазах плясали светлячки. Она засмеялась. Герцог осторожно поднес ладонь к ее лицу и убрал выбившуюся прядь. От прикосновения по всему ее телу пробежала дрожь, будто ее незаметно ударила молния.

– Идите за мной, мадемуазель, – прошептал он ей на ухо.

«За таким голосом – хоть на край света!» – хотелось ей ответить.

Она взяла его руку и позволила вести себя. Мать была права: одного танца хватило, чтобы убедиться.

Оставив бал позади, он повел ее к лестнице, спускавшейся во мрак. Она остановилась.

– Куда вы меня ведете?

Он обернулся и подошел ближе.

– Вы боитесь?

– Разумеется, нет, – ответила она, храбрясь.

Он взял ее руки в свои, горячие, слишком горячие.

– Со мной вам нечего бояться, – сказал он тихо.

Действительно, его военная выправка и дорогое платье успокаивали ее.

– Ведите, я иду, – сказала она.

Они миновали лестничный пролет, прошли по темному коридору. По гулу толпы Изабо поняла, что над ними трибуны. Они очутились в комнате с маленьким диваном, жесткой скамьей и сундуком для платья.

– Где мы? – спросила она.

– В чулане для артистов. Все участники турнира на ристалище, так что нас не потревожат.

Он усадил ее и, вынув из прически золотую булавку, стал гладить ей шею и затылок. По телу вновь пробежала дрожь. Он знал, как заставить женщину трепетать. Ее захлестнуло чувственной волной, противиться которой невозможно, и вдруг он поцеловал ее за ухом. Все же она обязана его осадить.

– Вам нужно поговорить с моей матерью, сударь.

– Зачем же?

– Вы знаете прекрасно.

– Так скажите.

– Вы должны ухаживать за мной по всем правилам.

– Знаю, но вы так прекрасны, что я не могу сдержать любовного порыва.

– Так вы любите меня?

– Ну конечно, милая! – воспламенился он, крепче сжимая ее в объятиях. – Я люблю вашу кожу, ваши губы, вашу шею, ваши ноги…

– Ах, нет, только не ноги! – воскликнула она, оттолкнув его.

Он посмотрел на нее растерянно.

– Почему нет?

Она полагала, что ноги у нее слишком мускулистые, но никогда не призналась бы в этом.

– Но вы же еще их не видели.

Он упал к ее ногам, запустив руки под платье.

– В вашей власти, сударыня, это исправить.

– Если мать отдаст вам мою руку, то я позволю.

Он вернулся к щиколоткам, борясь с ее пальцами, плотно прижавшими нижнюю юбку.

– Вот вам мое слово, дайте же предвкусить…

Изабо чувствовала, как в ней бушуют прежде неведомые чувства. Тело ее хотело оказаться в руках герцога и повелевало ею целиком. Силы кончались, и она уже готова была уступить желанию, как вдруг дверь с грохотом распахнулась.

Герцог Омальский вскочил на ноги, выхватив меч.

– Флоримон! Какого дьявола ты здесь забыл?

Флоримон изумленно переводил взгляд с герцога Омальского в сбившихся одеждах на пытающуюся закрепить остатки прически Изабо.

– Прошу прощения, ваша светлость,