Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - Доминик Дюран

Не введи мы его, коммуна давно бы канула. Прежде, бывало, молишь людей на работу или чуть в шею не выгоняешь из хаты.

Приходишь:

— Анисья, вязать!

— Я еще не стиралась. Почему все я да я, а Татьяну, вон, не зовете? Не пойду. /.../ Так-то вот и ходишь по коммуне, ищешь работников до самого полудня.

Теперь не то. Каждому заработать охота.

Не берегли ни капельки коммунальное добро. Разорвал — разорвал, испортил — испортил. Черт с ним! В коммуне, дескать, хватит. А теперь — дудки! Каждый бережет вещь, потому что ее заработать самому надо.

Раньше мы каждый год людей на страду нанимали. А нынче — ни копейки на сторону на рабочих не ушло, и отработались раньше единоличников.^[276]

Тот же автор пишет о проблемах, связанных с новой системой оплаты и появившейся возможностью заработать. С точки зрения коммунарской морали он оценивает поведение крестьян, которые устали от беспросветной нищеты и готовы на все, лишь бы воспользоваться этой возможностью, про которую — как потом окажется, справедливо — полагают, что она не навсегда: «Погоня за деньгой заставляет женщин-коммунарок идти прямо-таки на каторжный, совсем не женский труд. [...] Образовался особый вид коммунаров-скопидомов. Они в работе тянутся изо всех.кил, излишки зарплаты расходуют на покупку мануфактуры и прочего добра и складывают все это в сундуки “на всякий случай”».^[277]

Вообще, появление зарплаты, особенно если коммунар зарабатывает еще и вне коммуны, потенциально ведет к расслоению состава коммуны. Высокие ставки «начальству» и «спецам» иногда ведут к тому, что жены этих коммунаров мало участвуют в общей работе. Им не нужно зарабатывать, потому что достаточно заработали их мужья. На таких женщин косо смотрят простые коммунары, как и па тех, кто «отделяется от массы»: получая на государственной или общественной службе жалование, не вносят его в общий фонд целиком, а тратят на себя.

Отделяющиеся от массы специалисты и управляющий персонал — угроза коммунарскому духу. Как сделать так, чтобы неравенство не разрушало коммуну, а все участники ее чувствовали себя причастными к управлению? Такого рода вопросы в середине 1920-х становятся предметом обсуждения. Подробный очерк системы управления в Бессарабской сельхозкоммуне — хороший тому пример.^[278]

В коммуне имеется избираемая на общем собрании контрольная комиссия — специальный «орган охраны внутренней спайки и быта коммуны». Если кто-то не выполняет хозяйственных заданий, ссорится, плохо живет с женой, повел себя плохо в общественном месте, нарушил установленный порядок, — контрольная комиссия все это разбирает, взвешивает, оценивает с точки зрения интересов коммуны и ее единства, а затем выносит свое решение на утверждение Совета и Общего Собрания. Фактически это те функции, которые в дальнейшем лягут на товарищеские суды, однако полномочия этой комиссии шире: например, она «прощупывает вновь вступающих и дает заключение о них».^[279]

В Бессарабской коммуне предусмотрена переходящая должность дежурного по коммуне. Это в высшей степени примечательно, хотя в советских сельскохозяйственных коммунах, насколько можно судить, этот опыт не получил большого распространения.^[280] Каждый коммунар и коммунарка по очереди по особому календарному списку несут это дежурство. Как сформулировано в статье с опорой, видимо, на принятые в коммуне правила, «дежурный есть высшее административное лицо внутри коммуны, отвечающее перед Советом за свои действия и несущее полную моральную ответственность за хозяйственное и внутреннее положение коммуны в целом». Дальше перечисляется, что сюда входит: наряды, снабжение, выделение и т. п. Дежурный следит за тем, чтобы все было вовремя и хорошо сделано (ремонт, подготовка работ, питание и т. п. ). Он координирует работу отдельных частей хозяйства.^[281]

Такой подход радикально меняет отношения управляющих и управляемых: тяжесть управления лежит на дежурном, а так как дежурят по очереди, то, тем самым, тяжесть управления коммуной лежит на общей массе коммунаров. В результате «верхушка, самая сознательная и деятельная часть коммуны (актив), не оторвана, а растворена в общей массе коммунаров».^[282] А публикация достижений каждого оказывается воспитательной и побуждающей к усердию мерой («правильное и выпуклое отражение достижений отдельных коммунаров или отсутствия таковых, выявленные бухгалтерией на каждого коммунара в отдельности и изображенные в виде диаграммы»).^[283]

Коммуны, ориентированные па такие методы поощрения и взыскания в сочетании с эгалитарным распределением, не спешили с введением сдельной оплаты и зарплат. Коммуна «Кудрово-2» под Ленинградом ввела систему помесячной заработной платы только в 1930 году; плата начислялась в соответствии с принятыми в коммуне профессиональными категориями и составляла от 33 до 60 рублей в месяц специалистам (в их числе были, например, и трактористы, получавшие меньше, чем кузнецы, сапожники и столяры). Все неспециалисты получали одинаковую заработную плату — 1 рубль 20 копеек в день. Коммуна ежемесячно выплачивала каждому 90% заработной платы, а остальные 10% копились в течение года и выплачивались в конце года лишь в том случае, если коммуна была удовлетворена трудом данного коммунара. Подростки в 1930 году работали только летом, по 6 часов вдень, и получали 60 копеек за рабочий день.^[284]