Любовь Советского Союза - Сергей Снежкин

в период обучения в Академии РККА, схем тренировочных полетов, чертежей, писем, полученных со всей страны от отдельных граждан и целых коллективов.

Туманов отложил в сторону ковровские рукописи, достал из шкатулки подаренную трубку, набил ее табаком и долго, неумело раскуривал. Потом достал стопку бумаги и начал писать.

Актеры Театра имени Ленинского комсомола сдавали нормативы по стрельбе из трехлинейной винтовки Мосина на значок «Ворошиловский стрелок» третьей степени.

Тир был устроен посреди футбольного поля стадиона «Динамо». Стреляли все – от главного режиссера до последнего студента арсеньевского курса, выходившего на сцену в массовках. В положении лежа и с колена уже отстреляли. Теперь стреляли из положения стоя.

Инструкторы – пожилые вояки из Осоавиахима, порядком замученные визжащими актрисами, падающими на землю от ружейной отдачи и стреляющими исключительно с зажмуренными глазами, отчего каждый выстрел мог стать последним для кого-нибудь из команды, обслуживающей мишени, уже начинали заметно злиться, когда на огневую позицию вышли Галина, Таисия и Сазонтьева.

Они стояли по стойке «смирно» с приставленными к ногам винтовками и слушали инструктаж.

– Переходим к стрельбе из положения стоя! – объявил инструктор. – Для получения значка «Ворошиловский стрелок» третьей степени курсанту необходимо минимум три попадания из пяти выстрелов! При стрельбе опорная левая нога должна быть выставлена на один шаг вперед! Локтем левой руки следует опираться на межреберную часть тела! Цевье[50] не сжимать, а, наоборот, лелеять расслабленной ладонью! Приклад прижимать к плечу сильнее, дабы снизить отдачу. При стрельбе глаза не закрывать! На огневую позицию становись!

Актрисы вышли на огневую позицию. Инструктор раздал обоймы, девушки начали заряжать винтовки. Таисия с плачущим лицом пыталась запихнуть обойму в казенную часть, но проклятые патроны застряли и ни за что не хотели помещаться в патронник. Инструктор с ненавидящим лицом вырвал винтовку из ее рук и одним ударом ладони всадил обойму в нужное для нее место.

– К стрельбе готовьсь! – скомандовал он.

Девушки вскинули винтовки. Таисия зажмурилась от ужаса. Сазонтьева ревниво, левым глазом, смотрела, как целится Галина.

– Огонь! – махнул рукой инструктор.

Таисия нажала на курок, вместе с выстрелом завизжала и упала на землю.

Выстрелила Сазонтьева. Слегка опустила винтовку и не поверила своим глазам: мишень в виде силуэта солдата в каске, которую всегда носила только одна армия мира, была абсолютно цела.

Она посмотрела на Галину, спокойно перезаряжавшую винтовку, потом – на ее мишень, у которой прямо посередине фанерной груди темнело пулевое отверстие. Закусила нижнюю губу до крови, судорожно перезарядила оружие и выстрелила.

Мишень осталась не пораженной.

– Удивляете вы меня, товарищ Сазонтьева, – пробурчал подошедший сзади инструктор. – После прошлых стрельб я думал, вы на значок первой степени пойдете. Задерживайте дыхание перед выстрелом, – сокрушенно посоветовал он и отошел к Таисии, которая не могла передернуть винтовочный затвор.

Сазонтьева, для которой значок «Ворошиловский стрелок» был не менее, а может быть, и более значим, чем звание заслуженной артистки РСФСР, мгновенно взмокла от невероятного напряжения, облизала пересохшие губы и стала долго и тщательно целиться, что было верным признаком грядущего промаха. Галя снисходительно наблюдала за мучениями соседки.

Сазонтьева наконец выстрелила и опять промахнулась. Злые слезы потекли из ее глаз.

Галина усмехнулась, перевела ненамного ствол винтовки вправо и начала методично всаживать пулю за пулей в мишень Сазонтьевой.

– Так! – начал обход мишеней инструктор. – Товарищ Аграновская… ни одного попадания, – мрачно констатировал он, делая пометки в блокноте.

– Товарищ Коврова, – подошел он к следующей мишени. – Одно попадание. И на этом спасибо, – чирканул он в блокноте.

– Товарищ Сазонтьева… – Инструктор сосчитал пулевые отверстия, восхищенно цокая языком, повернулся к Сазонтьевой: – Поздравляю, товарищ Сазонтьева! Четыре попадания! Больше, чем у всех! Буду ходатайствовать о присвоении вам значка первой степени! – Он еще пожал руку молчащей Сазонтьевой.

Вдруг какая-то мысль зашевелилась в его аккуратно, бобриком стриженной голове. Он взял винтовку Сазонтьевой, оттянул затвор. На землю упали два патрона.

– Постойте! – воскликнул инструктор. – Постойте! Как это из трех патронов четыре попадания при двух неиспользованных? – Он недоуменно уставился на актрис.

Девушки молчали.

– Шагом марш! – скомандовал начальник стрелковых курсов – седой кряжистый полковник с таким количеством сабельных шрамов на лице, что казалось, его рубала вся дивизия генерала Шкуро[51] в течение недели. – Запевай!

Труппа театра, с винтовками «на плечо» и с противогазными сумками на боку, в колонну по четыре двинулась по беговой дорожке стадиона.

– Кони сытые бьют копытами!

Встретим по-сталински врага! – заголосила Таисия.

Труппа подхватила:

– Пролетают кони шляхом каменистым…

У стадиона стояли две машины – грузовик, на котором приехал взвод обеспечения стрельб, и «эмка» Галины.

– Спасибо, – мрачно поблагодарила Галину Сазонтьева.

– Пожалуйста, – ответила Галина.

– Где ты так стрелять научилась? – завистливо спросила обладательница значка «Ворошиловский стрелок» первой степени, висевшего теперь на груди ее крепдешинового[52] платья.

– Меня научил муж, – садясь за руль, неохотно ответила Галина. – Он меня многому научил.

– Галька, куда едешь? – подлетела Таисия.

– На «Мосфильм». – Галина завела двигатель.

– А что? – обрадовалась Таисия. – Кино предложили?

– Предложили, – подтвердила Галина.

– Какое? Чего молчала? Кто режиссер? А сценарий про что? – тараторила Таисия.

– Да я только еду! Сама ничего не знаю. Утром позвонили, попросили приехать, – пояснила Галина. – Едешь со мной?

– Нет, – расстроилась Таисия, – я в парикмахерскую записана. Расскажешь потом?

– Расскажу, – пообещала Галина.

– За меня словечко замолви. Вдруг там эпизодик какой или, может быть, даже роль! – размечталась Таисия.

– Я узнаю, – пообещала Галина.

Она захлопнула дверь, и машина со всей возможной для пятидесятисильного мотора резвостью тронулась с места.

– Счастливая! – радостно вздохнула Таисия, глядя вслед подруге.

– Я ее убью когда-нибудь, – твердо пообещала Сазонтьева.

Таисия с жалостью посмотрела на «ворошиловского стрелка»:

– А ты несчастливая.

* * *

Встречал Галину в своем огромном кабинете сам художественный руководитель киностудии «Мосфильм» Иван Александрович Пырьев. Опираясь на трость, он вышел из-за гигантского дубового стола, заваленного сценариями и макетами декораций, подошел к Галине и долго, в манере того времени тряс ей руку.

– Галина Васильевна, я тебя, если позволишь, Галей буду звать? Только ты меня в ответ Ваней не называй, пожалуйста, потому что, видишь ли, я здесь самый большой начальник.

Он повел ее вглубь кабинета, где стояли раскидистые пухлые кожаные кресла и диваны. Из кресла поднялся улыбающийся Туманов, из другого – худенький востроносый человечек с мышиными черными глазками.

– Ну, товарища Туманова ты знаешь… – махнув рукой в сторону Кирилла, представил его Пырьев, – а вот эта худоба – это режиссер. Талантливый, собака, аж страшно мне! Фамилия его Столпер, он сценарий «Путевки в жизнь» написал.

– Александр, – пожал протянутую руку режиссер.

– Садитесь, – приказал Пырьев. – Мефодий! – заорал он. – Подавай!

Где-то в глубинах кабинета открылась замаскированная под деревянную панель дверь, и вошел Мефодий – здоровенный парень, одетый почему-то в черкеску[53] кубанского казачьего войска с серебряными газырями[54] и с серебряным же кинжалом на наборном пояске. Двумя руками у живота он держал огромный поднос, уставленный закусками и хрустальными графинами.

– Я сейчас музыкальную комедию начинаю снимать из жизни кавказских чабанов и русских свинарок, – пояснил одеяние Мефодия Пырьев.

Пока вышеупомянутый расставлял на низком круглом столе закуски и графины, Пырьев поднял рюмку и провозгласил тост:

– За наш советский кинематограф! За главного режиссера всех наших кинематографических побед и свершений, за товарища Сталина! Дай бог ему сто лет жить и не болеть!

Выпили. Пырьев – залпом всю рюмку, Галина – глоток вина, Столпер пригубил и поставил обратно полную рюмку, а Туманов последовал примеру художественного руководителя и тоже опустошил свою. Пырьев тут же разлил вновь и приступил к делу.

– Грядет война! – сообщил он. – Большая! Не сегодня завтра начнется. Нет, мы их, конечно, разгромим! Быстро и на их же территории! В этом сомнений никаких нет! Но готовиться, быть начеку, держать порох сухим… надо! – И Пырьев залпом выпил вторую рюмку.

Остальные повторили то же, что было во время первого тоста.

– И наш советский кинематограф тоже должен готовиться к отражению