Золото Омейядов. Часть первая - Ортензия

Голос Дэйо был даже не взволнован, а реально напуган. Рванул, как показалось, с пробуксовкой, а подбежав, едва не оторопел от количества чёрных тел. Побросав через узкую речку десяток стволов бамбука, они с воплями устремились к проходу.

— В укрытие! — рявкнул я на девчонок, сбрасывая шкуру с пулемёта.

И какого Дженни с Элен их прозевали? А потом вспомнил, что оставил наверху, и рацию, и ПНВ, и сам себя обматерил.

Первая волна негров уже была перед тоннелем, когда короткая очередь причесала их, словно косой, оставив длинный коридор в чёрной массе. С такого близкого расстояния, считай, в упор по живой силе врага мне стрелять не доводилось, поэтому сам едва не охренел от увиденного.

Повёл стволом чуть влево — очередь, вправо — очередь. Грохот заложил уши, а я продолжал водить из стороны в сторону, пока щелчок не дал знать, что патроны закончились. И слегка обомлел, когда увидел, что и негры закончились, во всяком случае, на ногах не стоял никто. Слышались лишь вопли и громкие стоны.

На всякий случай перезарядил пулемёт, если вдруг вторая волна пойдёт, потому как определить, сколько их полегло в этой мясорубке, было сложно.

Поднял ППШ и медленно двинулся к мосту, заваленному ошмётками. Джек-потрошитель рядом не стоял. Не только на мосту фрагменты тел, но и метров семьдесят за ним. И всё это словно единый живой организм, вывернутый наизнанку, то тут, то там едва заметно шевелился.

Мост, словно из брандспойта, залили алой краской, не жалея последнюю.

Почувствовал, как желудок дёрнулся вверх к самому горлу, с трудом удерживаясь, чтобы не выдать не только всё, что ещё не успело перевариться, но и кишечник.

Заставил себя несколько раз чихнуть, обычно это всегда помогало, получилось и в этот раз, и то, скорее из-за того, что сзади, вслед за мной, топали девчонки, и характерных звуков я не слышал. Хорош бы был принц, который блюёт, в отличие от своих подчинённых.

Около минуты оглядывался по сторонам, соображая, что негры, оставшиеся получить свою долю, уже её получили. Все, кто мечтал об этом. Аккуратно ступая по залитым кровью брёвнам и едва не поскользнувшись пару раз, я перебрался на другую сторону, приказав девушкам оставаться на месте.

Голос у меня оказался сиплым, словно всю ночь пил и горланил непристойные песни в кабаке-караоке, в котором сломался микрофон. Глянул наверх, но ни Дженни, ни Элен не обнаружил. Даже злость взяла: вот где они, когда мне нужны их глаза и уши?

А потом, разглядев какое-то шевеление на месте вырубки, двинулся туда, рыская глазами в поисках дыма. От выстрела мушкета его столько было, что перепутать я бы точно не смог.

Но чем ближе я подходил, тем более опасался, что оставшиеся в живых бросились наутёк, хотя какие-то непонятные звуки и раздавались из-за деревьев. И только добравшись до поляны, понял: никто убегать не собирался, благодаря монаху, который, воздев руки к небу, что-то громко бубнил, а вся белая братия стояла на коленях полукругом и вторила ему.

Увидев меня, падре опустил руки, в которых находились обломки веток, и громко заговорил, обращаясь то ли ко мне, то ли к видимому только ему одному некоему существу:

— Згинь, исчадие ада, сгинь, изыди, нечистое отродье!

И ещё какую-то лабуду, смешивая французский язык с латинским. Вероятно, «нечистое отродье» — синоним «грязного нигера», и тогда понятно, от кого пришли все эти выражения.

А потом они направили на меня руки, скрестив палки и, вероятно, изображая ими кресты, которые, по мнению монаха, меня должны были испепелить. Или хотя бы напугать.

И бедный святоша, периодически бросая взгляды на небо, смог наглядно убедиться, что тот, к кому он взывал для своего спасения, не существует или решил, что жизнь десятка белых не достойна его вмешательства в дела смертных.

Я перевёл предохранитель на одиночную стрельбу и, уперев приклад в многострадальное плечо, начал выпускать пулю за пулей, стараясь попадать французам в лоб, чтобы сохранить одежду чистой. Оставить в живых барона, чтобы выяснить, где находится клад, за которым они пришли, передумал. А чтобы ещё раз не изменить своего решения, шлёпнул его первым. Последние трое завалились на землю с громкими вскриками и, обещая мне кару небесную. Этих пристрелил в затылок. А потом подошёл к священнику, остановившись в шаге от него.

— Ну и расскажи мне, падре, почему ты не послушался своей бабки и не увел всех подальше от меня. Ведь тебе сказал шаман, что я всех разорву. Что вы искали? Каменья? Так их давно здесь нет, их перевезли в город, и даже если бы вы каким-то чудом смогли нас всех истребить, каменья вам всё равно не достались.

— Дьявол. Сущий дьявол. Гореть тебе в аду. Эта земля принадлежит французской короне. За неё было уплачено сполна, — и монах, поняв всю бесплодность своих попыток покарать меня при помощи креста, опустил руки.

Меня даже любопытство разобрало. У кого они купили землю, что считали её своей?

— У главного вождя племени, который контролирует на чёрной земле все территории, — не просто ответил он, а с нескрываемым изумлением, как будто все знают, кроме меня, кто тут главный. И при этом брызгал слюной так сильно, что она всё время находилась в уголках его губ.

— Падре, простите, но то, что вы мне рассказываете, больше похоже на сплетни сомнительного характера. Исходя из ваших слов, я могу сесть на корабль, прибыть в Мадрид и выкупить у слуги барона его имение за пару испанских песо, а заодно и дворец французского короля? Что бы ответил Людовик мне на это?

Монах окинул меня презрительным взглядом.

— Можешь не сомневаться, в Париже на тебя бы нашлась управа. Тебя бы четвертовали, чтобы ты никогда не смог соединить свои части тела. Тебя это всё равно ждёт. Когда узнают, что ты посмел поднять руку на подданных французской короны, именно так с тобой и поступят.

— Ну вот, падре, вы сами ответили на свой вопрос. Здесь моё Королевство, и я решаю, кому жить, а кому умереть.

Выстрел из ППШ прозвучал едва слышно. Я отыскал в капюшоне монаха иглу и, закинув автомат за спину, зашагал обратно.

Все девушки из отряда высыпали из тоннеля и с ужасом взирали на то, что осталось от неприятеля. Крики и стенания прекратились, и вокруг стояла гробовая тишина.

Мобуту и Джинна тоже явились, хотя я приказал им не совать нос на территорию, и, судя по выражению