Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

Гэвин забрался на байк, затем жестом пригласил ее сесть сзади. Сделать это было легко – легче, чем обнять его за талию. Какое у него теплое, подтянутое, волнующее тело! Он коллега, напомнила она себе.

– Готовы? – осведомился он.

– Да! – восторг бурлил в ней.

Гэвин дал полный газ, и они выехали на оживленную мостовую. Резкий ветер дул ей в лицо, и Люси наслаждалась этим ощущением. С улыбкой, не сходящей с губ, она наблюдала за пролетающими мимо зданиями. Маленькие бабочки плясали в ее животе – не столько из-за волнения, сколько из-за чистого возбуждения.

Она огорчилась, когда вскоре Гэвин затормозил перед зданием музея.

– Это было изумительно, – Люси слезла с мотоцикла, ее тело вибрировало.

– Я рад, – Гэвин сунул шлемы в специальное отделение и запер его. – А теперь давайте посмотрим, удастся ли нам найти доказательства существования вашей Айрис.

В музее было немноголюдно, и Люси с Гэвином сразу направились на выставку, посвященную женщинам в ПВО.

Огромные, во всю стену, фотографии представляли женщин военного Лондона: одетые в форму, они помогали горожанам передвигаться по улицам; вытаскивали из руин жертв бомбардировок; направляли людей в подземные бомбоубежища; стояли рядом с санитарными машинами; тушили пожары.

В одном из залов черными буквами на белой стене были написаны имена всех женщин, служивших тогда в ПВО. Люси с легкостью нашла Нэнси, поскольку знала ее фамилию. Другое дело – Айрис. Каждую Айрис – а их оказались десятки, – встреченную в длинном списке, Люси перенесла в приложение для заметок на своем телефоне. Рядом с мемориальной стеной экспонировались фотографии женщин-добровольцев, подразделение за подразделением, – каждая в форме, с горделивой улыбкой.

– Поразительно, правда? – спросил Гэвин.

– Да, мы так много слышим о женщинах на фронте – водителях санитарных машин, медсестрах, разведчицах. Приятно видеть, что отдали должное и тем, кто служил в тылу.

Продолжая осматривать выставку, они дошли до манекенов, одетых в женскую военную форму: темные шерстяные юбки, туго затянутые пояса. На головах – форменные фуражки из серого фетра, в руках – бинты или санитарные сумки для ухода за жертвами бомбежек. Находился здесь и подлинный фургон ПВО, из окна которого высунулась женщина-волонтер. Одна из композиций была мрачной: женщина с химическим карандашом в руке наклонилась над телом, покрытым простыней. Последнее трио манекенов представляло сцену тушения пожара: первая поливала пламя из водяного насоса, вторая забрасывала огонь песком, а третья звонила в колокольчик, держа руку у рта, словно звала на помощь.

Что-то в женщине с насосом привлекло внимание Люси. Булавка, приколотая к санитарной сумке, надетой через плечо.

Ирис [51].

Глава 13

Нэнси

Май 1939 года

Дорогой Ивлин!

Все горести, которые выпали на мою долю, кажутся ничтожными по сравнению с тем, что испытывают люди вокруг меня. Сегодня днем я перевозила испанских беженцев из их лагеря во французском Перпиньяне в Сет. Прод вернулся в лагерь, наполненный еще большими страданиями.

Видел бы ты, с каким достоинством беженцы переносят свое тяжкое положение! Это заставляет меня переосмысливать каждый плохой день, который я когда-то прожила.

Окрестности Перпиньяна прелестны: деревья склоняют длинные ветви над голубовато-зелеными водами реки, вдоль улиц выстроились дома из розового кирпича, словно сошедшие со страниц сказки. Сюда я могла бы приехать на каникулы! Ходить по магазинам, обедать в местных кафе и пить вино до заката с такими друзьями, как ты. Неуместно и еще более неприглядно выглядит лагерь на таком фоне. Все здесь кажется сюрреалистичным.

Сегодня я раздавала суп женщинам, чьи лица измождены от голода, чьи дети, прижавшись к матери, смотрели на меня голодными глазами.

Сколь бы бедной я ни чувствовала себя в нашем кругу – мы обсуждали это множество раз, – я богата по сравнению с несчастными душами, потерявшими всё. И все же они поют, улыбаются и обнимают своих детей с гордостью, радостью и облегчением. Как бы много ни было у них отнято в жизни, они все равно находят маленькие моменты, на которые могут опереться.

Я счастлива отдавать им все свое время, вознаграждаемая теми секундами, когда горести сходят с их лиц. Я многое постигла здесь, Ивлин.

Единственное, что я пишу в эти дни, – письма и статьи, которые посылаю в газеты. Я описываю тяготы и ужасы жизни беженцев и молю о помощи тех, кто может это себе позволить. Потому и тебе направляю это длинное послание. Пожалуйста, сделай все, что в твоих силах. Нам нужна поддержка – твоя и твоих друзей.

С любовью,

Нэнси

Гражданская война в Испании закончилась. Генерал Франко и его жестокая армия одержали победу – конечно, при содействии Гитлера. Уже несколько месяцев семьи, оставшиеся на растерзание торжествующим фашистским партиям, бежали через Пиренеи: они карабкались по горам в лютый мороз, неся на спинах свои пожитки, которые быстро сокращались в изнурительном походе до самого необходимого – теплых пальто и одеял.

Они тащились по снегу и льду в изношенной одежде и дырявой обуви. Дети, мужчины, женщины – некоторые беременные, а какие-то с младенцами у груди. Сотни погибли во время переправы, но еще больше человек скончались, добравшись до пункта назначения. Они искали спасения от насилия, от безжалостных убийц. Их принимали во Франции – но лишь для того, чтобы поместить за колючую проволоку лагеря для интернированных якобы ради их безопасности. В Перпиньяне собралось почти двести тысяч душ. Здешние условия уносят по четыреста жизней в день. Люди выдержали такое тяжкое путешествие только для того, чтобы умереть в итоге от тифа, холеры, голода и истощения.

В лагере помогали в основном британцы. Они почти не владели испанским, а беженцы – английским. Многие беженцы не знали и французского, однако мы как-то справлялись.

В бедственном положении испанских беженцев Прод неожиданно нашел свое призвание. Работой в лагере он как бы компенсировал то, что не отправился добровольцем на гражданскую войну в Испанию – в отличие от Ромилли и других.

Конечно, в то время Прод считал, что Ромилли совершает глупость. А сам очень долго искал поприще, где мог бы блеснуть. И теперь стал неофициальным премьер-министром Перпиньяна. Он управлял лагерем беженцев из своего убогого офиса – большого сарая, расположенного на Авеню-де-ла-Гар (один порыв ветра – и эта хижина непременно рухнет). В лагере проявились его таланты: умение организовывать, распоряжаться и делиться познаниями. Никто лучше Питера Родда не умел объяснять всем, что и как они должны делать.

Письма, которые он писал мне до моего