Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

– Ночью выедешь. Так, чтоб ни едина душа тебя не видела. Врата тебе верный мой человек откроет. И скачи, гони коня галопом. Помни: многое сейчас в Галиче от твоей расторопности зависит. Ну, с Богом!

Князь с надеждой смотрел на крутые плечи и открытое, смелое лицо молодца. Может, и следовало поручить это осторожное, скользкое дело кому похитрее, но выбора не было. Оставалось Ярославу ждать и верить, что вот этот простодушный рубака-сотник сумеет толково, как надо выполнить его повеление.

…Ночью Петруня вывел из конюшни ретивого скакуна. Копыта ему обмотали войлоком и тряпицами, чтоб не было слышно стука.

Незаметно проскользнул молодец мимо греющейся вокруг костра дворцовой стражи, вывел коня, держа под уздцы, к чёрному проёму крепостных ворот.

Ворота оказались открытыми. Вскочил Петруня в седло, ударил скакуна ногами по бокам. Вынесся стремглав конь со всадником через ворота, нырнул в пропасть безлунной ночи. Позади с тихим скрипом опустилась чугунная решётка ворот, звякнул ключ в замке.

С трудом, по звёздам определил отрок свой путь. Конь, ноги которого молодец наскоро освободил от войлока и тряпок, пролетел мимо дубово-буковой рощи и взмывал с холма на холм. Перед глазами стояла тьма, и ещё был ветер, свистящий в ушах, и мелькающие во мраке, кружащиеся в каком-то невообразимом бешеном танце увалы. Утром Петруня был уже вельми далеко от Галича. Переведя подуставшего коня на шаг, уверенно ехал он по широкому шляху, ведущему в польский Краков.

Глава 47

В горнице княжеского терема шумно пировали бояре. Яств на столах было немерено. Праздновало боярство победу свою над князем, мнилось «набольшим мужам», что они отныне – власть, сила великая, в их руках – судьба Червонной Руси, в их воле – карать и миловать. Пенится в чарах ол, рекой льются хмельные меды, плещутся заморские вина. Икру зернистую уплетают за обе щеки, солёные огурчики хрустят на зубах, дичь разноличная, жареная и пареная, уничтожается на столах с неимоверной быстротой.

Всё новые и новые кушанья появляются на столах. Пирует боярство, сдвигаются чары, льётся вино и ол через края.

Князь со княгиней сидят здесь же, оба мрачные, нехотя выслушивают они хвастливое боярское бахвальство.

Славят набольшие мужи Зеремея, славят Василия Волка, славят Володислава Кормилитича, но паче прочих достаётся сладких слов Коснятину Серославичу.

Разодетый в парчу, сидит Коснятин рядом с княгиней, лыбится натянуто, благодарит за похвалу.

Наконец сам вздымает чару, говорит громко, на всю палату:

– Мы, бояре, – соль земли Галицкой! Пью за единение боярское, за то, чтоб были мы друг для друга в трудный час опорою! За братство наше! И да расцветёт под знамёнами нашими Русь Червонная!

«Ишь, как запел! Возлетел соколом, воскружил под небесами!» – Ярослав даже не посмотрел в сторону Коснятина. Понимал, что он – глава, закопёрщик всех кровавых дел, думал, как теперь быть, ждал, терпел, не подавал виду, что ненавидит всю эту волчью свору.

Он почти ничего не ел и не пил. Сидел молча, глядел отсутствующим взором в сторону, старался не слушать противных ему, обидных славословий.

Шумели бояре. Особенно разошёлся Вышата. Явился он на пир в одной цветастой рубахе, без кафтана, что само по себе было уже оскорблением князя, принял изрядно на грудь, а после с размаху плеснул из чары прямо Ярославу на бороду вино.

Нагло расхохотался князю в лицо, радуясь своей безнаказанности.

– Что, князюшко, доброе угощенье наше?! Гляжу, сладкою да хмельною стала брада твоя! – глумился Вышата.

Ничего не ответил ему Осмомысл. Сдержался, одолел бурлящий в душе гнев, стиснул уста.

Боярам по нраву пришлось его унижение. Приятно было осознавать, сколь они сильны и сколь князь, чья воля десятки лет висела над ними тяжким грузом, ныне слаб и мелок. Общему радостному настроению поддался даже всегда осторожный Коснятин.

Далеко за полночь закончился пир. Разъехались бояре по своим теремам. Ярослав, как только последний боярин, поддерживаемый под руки слугами, сел в возок, приказал дворскому послать за Семьюнкой.

Красная Лисица благоразумно уклонился от пира, но на зов княжеский откликнулся тотчас. Явился среди ночи, заспанный, кудлатый, с начавшей расти на подбородке и щеках рыжей щетиной, над которой так смеялась Оксана. Накануне она вместе с дочерью воротилась из Коломыи и была поражена вестью о страшной расправе над Анастасией. Хоть и не любила Семьюнкина супруга княжью полюбовницу, но жалела её, сокрушалась, качала головой. Красная Лисица, заверив, что им такая участь не грозит, оставил её в постели и поспешил по зову Ярослава на княж двор.

На сей раз разговор двух старых приятелей был короток.

– Разыщи мне, Семьюнко, Яволода Кормилитича и брата его Ярополка. Есть к ним дело.

– Как велишь, княже. Чай, не иголки в стогу сена – боярчата сии. Чрез денёк-другой у тебя будут. Дозволь вопросить токмо: на что они тебе сдались?

– Есть одна задумка. – Ярослав устало поморщился. Не желал он давать ответ на Семьюнкин вопрос.

Стоял перед глазами князя покойный отец, вспоминались его слова: «Расколоть их, сыне, надобно, натравить друг на дружку, яко собак!»

…Братья прибыли к нему даже скорее, чем ожидал сам Ярослав. Принял он их не в горнице, а в одном из малых затерянных на верхнем жиле покоев. Приказал сесть на лавки, и когда насторожённые братья расположились напротив него, готовые слушать, неожиданно спросил:

– Ведаете, кто повинен в гибели матери вашей, боярыни Млавы?

Смешались боярчата, стали тревожно переглядываться. Наконец ответил более смелый, Яволод:

– Говорят, Коснятин Серославич, боярин набольший. Отец нам сказывал тако… Мы тогда малы совсем были.

– Выходит, ведаете. – Ярослав хитровато прищурился. По устам его скользнула злая ухмылка.

– Братец ваш, Володислав, в последних событиях одним из первых был. В хоромы мои врывался, гридней, чадь Чагрову рубил. Ворог он князю вашему. Или не так?

– Да то он по глупости! Зеремей с Вышатою его втянули! Не ворог он тебе, княже! – пылко воскликнул Ярополк Кормилитич.

– По глупости, значит. Что ж, бывает. – Ярослав раздумчиво постучал косточками пальцев по столу. – Глупость же иной раз и простить можно. Так ведь?

– Так, так, княже! – хором возгласили братья.

– Ну вот… Ворога своего знаете… порой… ну, всякое случается. Тати ночные какие… Или конь вдруг захромает, всадник упадёт да расшибётся оземь…

Ярослав пристально наблюдал за лицами братьев. Яволод, кажется, обо всём догадался, Ярополк же ёрзал по лавке и недоумённо поглядывал то на брата, то на князя.

– Уразумели тебя, княже Ярослав.