Горькое дыхание джунглей - Ортензия

(Алекс, вероятно, имел в виду, старуху-процентщицу. Второстепенного персонажа романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Но это не точно).

Девчонки дали мне выспаться. Давил на массу почти шесть часов и наверняка спал бы и дальше, если бы не дурацкий сон, который приснился под утро. В каком веке происходили события, этого я не понял, но начался он вполне приятно. Мы с Дженни занимались любовью. Причём всё это происходило, вполне законно, потому как мы были женаты. Откуда я это знал без понятия, просто знал и всё. А ещё у нас был ребёнок, эдакое милое создание лет пяти. К тому же у дочки, а это была девочка, кожа была практически светлой, как у моей мамы. Вполне возможно, что гены родителей сработали и вдобавок у неё были яркие голубые глаза. Мои глаза. Потом был полдень, и мы поднимались на высокий холм. А за спиной была большая морская бухта. Вдруг девочка громко и весело закричала. Мы оглянулись, и тут я увидел, что стою на вершине холма, крепко прижимая к себе Дженни, а дочка в пяти шагах сзади. А между нами, небольшая полусфера из цветных фигур. Я не сразу понял, что это радуга, совсем невысокая, едва превышающая два метра. Дженни тоже её увидела, и мы дружно бросились к девочке, но, когда до ребёнка оставался последний шаг, радуга внезапно погасла, оставив нас с дочкой по разные стороны жизни. Дженни металась по косогору, громко крича, а я просто сидел на земле, понимая, что всё бесполезно, радуга не вернётся и нам никогда не увидеть свою дочь.

На этом я и проснулся, чувствуя, как пот градом струится по телу, и увидел перед собой испуганное лицо Элен.

— Что это было, Алекс? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Наверное, сон плохой приснился.

Элен сощурила глазки.

— Сон говоришь, — она улыбнулась, — почти поверила. Вставай, ты просил разбудить в шесть. Шесть и есть, светает, кофе горячий.

Я выбрался на улицу и, сделав пару упражнений, чтобы разогнать кровь, побрёл к водоёму.

Кофе оказался опять сладким.

— Элен, — хотел назвать её лапушкой. На русском, удивительно приятное слово, но, порывшись во французском, нашёл единственное, — дорогая, я очень прошу мне в кофе один кубик сахара добавлять.

— Чашка большая, пластиковой то больше нет, лопнула. Я и подумала.

Подумала она.

— Ты ведь не на турку села. А она осталась при своих прежних размерах.

Элен, нахмурив брови, согласно кивнула.

— На всякий случай кто-то пусть поглядывает вокруг всё время. Меня эта женитьба мёртвого духа как-то напрягает, так что мгновенно вызывайте по рации. А уж если кто появится, сомневаюсь, конечно, валите всех.

— Это мы уже поняли, — согласилась Дженни, — но и ты там не особо задерживайся и будь, пожалуйста, предельно осторожен. Помни, мы тебя очень ждём.

С Чикой я договорился встретиться у зелёной воды, где начиналась стена из бамбуковых стволов. Ния называла их бамбо, что вполне понятно. Чика тоже знала это слово, но на её диалекте звучало: «опара», что меня крайне заинтересовало. Там, в XXI веке, аборигены называли «опара» какой-то вид пальм, у которого, подрезав, как мы берёзу, можно было получить сок. Но, сегодня это сок, а завтра приятное креплёное вино. Чика подтвердила, что из них получается сок, который кушают на празднике после окончания сезона дождей. Наверное, праздник, раз на нём танцуют и бухают. Вот и попробуем продукт XVII века и поищем отличия.

Когда я добрался до того места, где успокоил двух охранников пару ночей назад, то обнаружил старшую жену Абубакара, уже ожидающую меня. А так как я не видел её передвижений, когда оказался на верху хребта, решил, что явилась женщина сюда с рассветом или вообще всю ночь просидела в ожидании. И какой ей от всего этого плюс? И главное: от духа или оракула?

Одета Чика была всё в ту же леопардовую юбку, и нужно полагать, что другой одежды у неё никогда не было. Грудь действительно совсем маленькая, словно только сформировавшаяся, так что если Чике и довелось рожать детей, то либо у неё молока не было, либо для детей элиты существуют кормилицы. Хотя я всё же склонялся к мысли, что женщина матерью не была никогда.

Увидев меня, Чика вскочила на ноги, подхватив свои, действительно что-то напоминающее сандалии или мокасины, левой рукой, правой указала на едва заметную тропу и произнесла своим певучим голосом:

— Еуи апо (идти туда), — и пошла вперёд, слегка покачивая бёдрами.

И как они ходят босиком по колючкам? По моему мнению, привыкнуть невозможно или у них кожа толще, чем у обычного человека? Однако, глядя на аккуратные ножки Чики, которые легко и мягко ступали по тропинке, этого и не скажешь.

Мы поднялись на небольшой холм, где плантации бамбука закончились, и дальше стояла стена густых зарослей. Я, подумал, что теперь свернём налево, так как с правой стороны виднелась, как её назвала Ния, зелёная вода, но Чика не останавливаясь и не пригибаясь, шагнула прямо, мгновенно скрывшись за деревьями. На всякий случай снял пистолет с предохранителя и нырнул в заросли вслед за женщиной. Здесь тропа местами была присыпана пожухлыми листьями, но всё равно увидеть её не составляло труда, так что заблудится, мне не грозило. Несколько раз тропу, по которой мы шли, пересекали натоптанные тропинки, которые явно проложил не человек, так как и слева и справа следы проходили под толстыми ветками. Я, шагая за своей проводницей, внимательно прислушивался, пытаясь уловить посторонние звуки, но, кроме шелеста листьев под ногами Чики никакого лишнего шума не было. Мы двигались уже около часа, всё так же поднимаясь в гору, когда нашу тропу пересекла широкая просека. Чика оглянулась на меня, слегка прищурив взгляд и замешкавшись на секунду, свернула на неё.

Я сразу догадался, что мы сошли с намеченной дороги, и насторожился, но женщина, не оглядываясь, легко ступая, вывела нас на поляну, расположившуюся среди невысоких скал, образовав почти правильный круг, в центре которого лежало небольшое озерцо. Даже скорее пруд, куда вода поступала, стекая откуда-то сверху с негромким журчанием.

Чика остановившись на краю, оглянулась на меня, улыбнувшись, после чего одним лёгким движением сдёрнула с себя юбку, бросила на землю свою обувь и, шагнув вперёд, мгновенно оказалась почти по самую шею в воде.

Я остановился прислушиваясь, и