Дорогая Клара! - Кристина Вадимовна Эмих

Я ему сказала об этом. Он разозлился. Он не любит вспоминать трудармию, и я стараюсь ему не напоминать.

Иногда он проваливается в воспоминания. Еще секунду назад был здесь, и вдруг – там, где лишают еды за каждое немецкое слово. Я замечаю эти моменты отсутствия – по глазам, по застывшей позе. Поначалу я пыталась вытаскивать его обратно. Трясла за руку, звала. Бесполезно. Пока он не вынырнет сам, его невозможно вернуть в настоящее. Любое слово может перенести его в барак на нары.

О Татьяне он не говорил ни разу после возвращения.

Фотографию умершей жены, у которой Давид стоял по вечерам, как верующие стоят у иконы, Филипп убрал.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

23 АВГУСТА 1947

Вчера вечером сидели с Филиппом на крыльце. Вдруг он положил мне ладонь на плечо. “Клара…” Я замерла. Он убрал руку, резко встал и ушел. Что же он хотел мне сказать?

ДНЕВНИК ВИКТОРА

19 АВГУСТА 1948

Ушла юность – двадцать пять лет. Все, что имеется, – прошлое. Настоящее – скучное и безрадостное. Когда-то я наивно тешил себя мыслью, что все в наших руках. Стереть бы воспоминания о тех счастливых днях, не знать бы того, что бывает иначе.

Остро чувствуется одиночество – когтистое, плотоядное, беспощадное.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

29 НОЯБРЯ 1948

Новый чудовищный указ. Мы приговорены к ссылке на вечные времена. За побег – уголовная ответственность. Двадцать лет каторжных работ. Сегодня надежда умерла.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

20 ДЕКАБРЯ 1948

Я приняла предложение Филиппа.

Я выхожу замуж. То, что есть у нас с Филиппом, не назовешь любовью. Только чувствую я, что потерять его будет большим несчастьем.

Мы привыкли друг к другу. Он неразговорчив, сдержан. Сидим порой в комнате, он с книгой, я за починкой одежды, и так хочется, чтобы этот миг застыл. С ним хорошо, спокойно. А что еще нужно? Между нами нет трепета первой любви. Но ведь я уже не девчонка, мне двадцать пять лет. Когда прикасался Витя, было тепло. Бывало, гладит через тонкое летнее платье по спине, проведет пальцем от шеи вдоль позвоночника, и мурашки по телу. И кажется, что все правильно. С Филиппом не так.

Каждый из нас свободен, но место рядом с ним занято. У меня – Витей, у Филиппа – Татьяной. Мне сложно это объяснить, кто-то скажет: глупость какая. Но то, что любимый человек умер или находится очень далеко, еще не означает, что место в душе любящего свободно.

Поцелуи наши с Филиппом неловкие, вынужденные, но они полагаются мужу с женой. Целую Филиппа на прощание в щеку. Он целует меня в лоб перед сном. И ночи наши супружеские под покровом стыда. Руки Филиппа чужие. Это Витины ладони были как свои.

А недавно приснилось мне: Витя стоит напротив, лицо его так близко, и я смотрю в его глаза, смотрю и плачу. И Витя поцеловал меня. И поцелуй этот был настоящий. И я проснулась.

Несколько дней приходила в себя, прятала глаза от Филиппа. Стыдно. Пусть во сне, но стыдно.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

28 ДЕКАБРЯ 1950

В науке одной ногой, а хотелось бы двумя. Сколько лет упустил.

Мои успехи оценивают как блестящие. Да разве в том моя заслуга?

Думал, что найду себя в научной работе, а я себя в ней потерял. Зарылся в книгах. Жадно читаю все, что удается достать. И как я столько лет жил без этого? Талдычил одно и то же, одно и то же, от урока к уроку. Вот где я чувствую себя нужным. Тема, мной выбранная, в советской науке мало изучена.

Было обсуждение моей статьи на кафедре. Статью разнесли в пух и прах.

Завкафедрой сидел молча. А после, когда все разошлись, пожал мне руку. “Вы выстояли”, – вот и все, что он мне сказал, и я понял, что это была своего рода инициация. И я действительно выстоял.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

7 СЕНТЯБРЯ 1952

Был на лекции Оксмана. Послушать его приходят даже студенты других факультетов. Оксман – звезда советской филологии, Саратов должен гордиться тем, что Юлиан Григорьевич работает в нашем городе.

Отчего не было на кафедре Юлиана Григорьевича в мою бытность студентом? Известно почему. Юлиан Григорьевич пребывал в ту пору в местах не столь отдаленных – на Колыме. Оттого и оказался столь ценный кадр в Саратовском университете – после ссылки в столичные вузы не брали. Говорят, в Саратов его позвал Гуковский. На лекции Григория Александровича я всегда ходил с превеликим удовольствием. Вот что значит ленинградская школа. Иногда удается попасть на лекции Покусаева и Скафтымова – аудитории битком, люди стоят в проходах.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

6 МАРТА 1953

Утром, перебирая бумаги под тихую музыку, услышал по радио экстренное сообщение. Левитан объявил, что сердце вождя перестало биться.

Что сказать? Иногда смерть приносит нам жизнь и освобождение. Меня охватило чувство радости, самой что ни на есть искренней, откровенной. Его отравила мысль, что смерть эта, в сущности, ничего не меняет. Сколько талантливых, активных людей смела система. Раскулачивание, ссылка, ГУЛАГ, репрессии, борьба с космополитизмом.

Секретарь кафедры заплакала. За ее спиной висит портрет Сталина, который она сама вышила. Просто так, для души, от большой любви. Портрет сразу бросается в глаза посетителям.

– Через полвека о нем будут вспоминать, как о Нероне или Ксерксе.

– О чем вы, Виктор Палыч?

– Ни о чем, Светочка. Ни о чем.

Захожу в аудиторию, студенты говорят:

– Поздравляем вас, Виктор Палыч, со столь знаменательным событием.

Другие кричат: “За Родину, за Сталина!” Вот такое у нас свободомыслие.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

7 АПРЕЛЯ 1953

Столько лет прошло, а я, бывает, задумываюсь: “Что там с Витей?”

Нет-нет да промелькнут мысли о том, что предстоит всю жизнь прожить без большого чувства. Я ужасаюсь таким мыслям. Гоню их прочь. Уважение и благодарность – вот что я испытываю к Филиппу.

Давид счастлив. И я должна ценить это тихое и спокойное счастье.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

19 МАЯ 1953

Недавно я понял, что отмеряю годы днями рождения Клары. Тридцать лет!

Неизменные томления – что, если бы… Что, если бы война не отняла наше счастье, нашу молодость, нашу любовь.

Годы меня расхлябали. Я смотрю на себя такого, каким стал. Что подумал бы, глядя на меня нынешнего, восемнадцатилетний Витька? Тот Витька, что был полон надежд и верил, что вся жизнь впереди.

Почти всегда один, одиночество мучительно, но я сам его выбрал. Не привязываюсь ни к чему живому. Я опустел. Я больше не участник, я наблюдатель. И мне только и остается, что быть одному.

Много работаю, и чем больше работаю, тем меньше смысла нахожу в результатах своих трудов. В университете меня ценят, уважают, а я чувствую себя паршиво. Кому нужны мои изыскания? Что действительно важного они сделали для человечества? Спасли чьи-то жизни? Сделали хоть одного человека счастливее? Ничего. Ничего.

ДНЕВНИК ВИКТОРА

19 АВГУСТА 1953

Тридцать лет. Итог мой печален: молодость ушла, жизнь оказалась сотканной из неосуществленных надежд. Отдушина последних дней – купил пианино. Могу играть, когда захочу, вчера играл три часа кряду. Чувствую, что фальшивлю, рука уже не та, что прежде. Главная задача – вернуть утраченную технику. Играю все подряд – песни, что когда-то играл бабушке, романсы, пьесы.

ДНЕВНИК КЛАРЫ

26 ИЮЛЯ 1954

Сняли некоторые ограничения для спецпоселенцев. Теперь мы можем свободно передвигаться в пределах республики,