Йога Таун - Даниэль Шпек

Избегая моего взгляда, Лоу прислонился к дереву и посмотрел в темноту. Листья шумели на ветру.

– Произошла ошибка. Лучше бы я тогда умер.

Я почувствовала, что это не просто слова, а итог его жизни.

Скажи ему, чтобы не грустил, приказал Чужой.

– Послушай, Лоу. Я взрослая девочка. Я смогу это перенести. Что произошло?

У меня было странное чувство, будто Марк сейчас смотрит на нас. Будто он близко, где-то рядом.

Глава 27

В лагере Махариши было соревнование: кто первым достигнет космического уровня.

Джон Леннон

Никто из нас не хотел быть басистом.

Пол Маккартни

Рюдигер, понятное дело, разозлился. Понадобилось несколько дней, чтобы до него дошло: он не излечил сердце Марии, а стал для него всего лишь пластырем. Перевалочной базой. Между первым Лоу и вторым Лоу. Второй Лоу был повзрослевшей версией первого Лоу, решительнее и без тяжелого багажа в голове. Во всяком случае, он так думал. Секс по случаю воссоединения стал сенсацией, и как-то забылось, что багаж просто выставлен за дверь.

Но и ошибкой было бы утверждать, что Лоу не стал лучше, – нет, он на самом деле старался, а практика медитации, к которой Мария его терпеливо приучала, меняла его. В перерывах между работой они вдвоем сидели под деревом или на крыше бунгало, и если ему удавалось на два-три часа отгонять всякую мысль и не пускать в mind чувств, что-то в нем успокаивалось и что-то открывалось. Он пересекал топкие места своей души, не погружаясь в них, и тоска постепенно рассеивалась. И когда она окончательно исчезала, на него накатывали волны счастья. Тело пускало корни, дух обретал крылья, они сливались воедино. Когда Лоу опять открывал глаза, Мария сидела рядом, озаренная новым светом. Словно кто-то сдернул серую пелену, закрывавшую его лицо. Он ярче воспринимал красоту сада, ласковое солнце на коже, запах листвы, росчерк орлиных крыльев в небе. Но он не смог бы объяснить это человеку, который сам не испытывал подобного. Посторонний увидел бы только нескольких длинноволосых людей, сидевших в лагере посреди джунглей.

* * *

Рюдигер срывал свою досаду на Марии. Придирался к мелочам, загружал работой, демонстрировал, что она лишилась его расположения. Мария не обижалась. Она терпеливо давала понять Рюдигеру, что по-прежнему хорошо к нему относится. Лоу считал, что она чересчур любезна с ним. И только Марк отвел Рюдигера в сторонку, когда тот снова напустился на Марию:

– Держи себя в руках, парень. Если любишь ее, отпусти.

– Да что ты понимаешь в женщинах, – буркнул Рюдигер.

Марк предложил ему пойти с ним, сказал, что у него есть кое-что для него. Они исчезли в его комнате, и с того дня Рюдигер перестал гнобить Марию. И стал отлынивать от работы. Обычно он сидел на старой скамейке у входа в кухню и читал потрепанную «Бхагавад-гиту». Нельзя было понять, о чем он думает. Один раз Лоу видел, как к нему подбежала собака Мии Фэрроу, просительно поскуливая, и Рюдигер пнул ее.

Коринне нелегко было смириться с тем, что Мария, единственная ее подруга в ашраме, оказалась удачливее во всем, чем она: ей не только достался Лоу, но и Махариши хвалил Марию за то, что она подолгу медитирует, ученики любили ее, потому что она была со всеми приветлива, а Марк был ее лучшим другом. С медитацией у Коринны тоже не ладилось. Сидеть в тишине и одиночестве было ей несвойственно, деятельность и внимание нужны были ей как воздух. Путешествуя автостопом, она сама создавала события – яркое появление, быстрый уход. Если кто-то действовал ей на нервы, она просто искала другую машину. И парни готовы были отдать все, лишь бы она осталась. Но в ашраме Коринна была лишь незаметной помощницей Рюдигера на кухне, стояла на низшей ступеньке духовной иерархии. Она бы справилась, если бы ей удалось освободиться от Марка. Но то, что единственный мужчина, которого она желала, не отвечал на ее чувства, выбивало ее из колеи. И то, что такое случилось именно с ней, окончательно вгоняло Коринну тоску. Но этого она никому не показывала. Ашрам был не групповым сеансом у психотерапевта, где можно выкричаться и бросаться подушками. Здесь ценилась божественная благодать. Поэтому она улыбалась, скрывая боль, и внутренне разрушалась.

На кухне Лоу замечал, как она все время поглядывает на Марка, который из-за усиливающейся жары ходил в майке, открывавшей великолепные мускулы, Марка – с его буйными светлыми волосами и заразительным смехом. Лоу страдал, видя, как Коринна принимает на свой счет все, что бы ни сказал или ни сделал Марк, как она затихает, когда он уходит, или взбивает волосы, когда возвращается. Хуже всего бывало, когда ночью они сидели за столом, пили какао и философствовали о будущей жизни. Мысль, что можно «быть вместе» только ради секса, Марк даже не считал «мещанской». Он не знал, как подступиться к самой концепции «вместе». Коринна предполагала, что можно быть вместе и заниматься сексом с другими. «А что тогда значит – быть вместе?» – спросил Марк с неподдельной искренностью, и она не нашла ответа, где не было бы слова «любовь», – слова, которого она избегала, чтобы скрыть свою уязвимость, и в пространстве, где постоянно твердили о космической любви, это избегание выглядело странным. Поэтому она предпочитала говорить о чувствах, о которых можно говорить без ущерба быть уязвленной. Марк тоже говорил о чувствах, но имел в виду инстинкты. Он не играл с Коринной, был с ней ласков («уважителен» тут явно не подходило), но при этом был сам по себе. И от этого делалось только хуже, потому что ей не в чем было его упрекнуть. Если бы он обманул ее или гнусно с ней обошелся, она бы освободилась. Но он не давал ей повода. Он ей ничего не давал.

Если кто-то хотел выйти из ашрама, чтобы погулять или сделать покупки, нужно было испросить разрешения Махариши. В особенности это касалось женщин, которых он предупреждал, что снаружи их подкарауливают дикие мужчины, «понимаете, сущие звери». Знаменитости могли игнорировать запрет (Миа Фэрроу любила гулять по Ришикешу и покупать яркие сари), однако простые смертные не могли позволить себе подобные эскапады без риска получить нагоняй. Но у кухонного персонала был особый статус – кто-то должен был закупать продукты. Кое-какие овощи выращивали