Йога Таун - Даниэль Шпек

Я выбралась из-под одеял и выскользнула из комнаты. Прошла по коридору, где стояла мертвая тишина, спустилась по лестнице во двор. Подошла к дереву, прижала ладони к стволу и несколько раз глубоко вдохнула. Дрожь постепенно улеглась.

Немного успокоившись, я позвонила домой. Если это еще был мой дом.

Голос Аднана звучал сюрреалистически. Совсем рядом, но такой чужой в этом дворе.

– Что случилось?

– Захотелось услышать твой голос.

Тишина в трубке была невыносимой. Моя фигура отбрасывала тень в лунном свете. По светлому ночному небу плыли клочья облаков.

– Как дети?

– Не понимают, почему ты уехала.

– Можно поговорить с ними?

Я услышала, как он зовет Джонаса. Но тот не ответил.

– Извини, он не хочет.

– А Ясмин?

– Ее нет дома. Пошла на йогу.

– Куда?

Он молчал.

– У нее другой преподаватель? – спросила я.

– Да.

Эта мысль больно кольнула меня.

– Аднан, мне страшно.

– Почему?

– Я боюсь потерять тебя.

– У тебя кто-то есть?

– Нет.

– Ты можешь спокойно сказать мне.

– У меня никого нет.

По тишине в трубке я поняла, что он мне не верит.

Но Аднан был единственным мужчиной, который верил в наши отношения, даже если не верил моим словам.

– Решай свои проблемы, но возвращайся. И мы начнем с того места, где остановились.

Знать бы, откуда у него такая уверенность.

– Аднан, я очень этого хочу, но не знаю как.

– Я скучаю по тебе, – сказал он.

– И я по себе тоже.

– Скучаешь по себе?

– Я хотела сказать «по тебе», прости, милый.

Мы оба рассмеялись. На миг все стало как раньше. Я подумала: если между нами и вправду никто не стоит и если он еще не сыт мной по горло, я смогу снова полюбить его. На самом деле я никогда не переставала его любить. Разбилось только мое отношение к себе самой. Человек, который не любит себя, не может любить других. Эта прописная истина ничего не значила в берлинской студии йоги, но под небом Ришикеша это была не мысль, а выстраданный опыт. Надо мной светили те же звезды, на которые смотрели мои родители, когда я еще не появилась на свет. Я сейчас была вдвое старше, чем они тогда, но все еще никуда не пришла. От чего я убегала? Ведь все было хорошо. От чего сбежала мама? И что скрывает Лоу? Словно черная дыра образовалась в нашей семье, взорвавшаяся звезда, и каждого, кто подходил слишком близко, она засасывала. Все отчаянно боролись, каждый по-своему, и эти усилия отталкивали нас друг от друга все дальше.

* * *

Вдруг возникло странное чувство, что за мной кто-то наблюдает. Ветер шелестел в листве, откуда-то донесся стук. Во дворе я была одна, но ощущение чьего-то присутствия нарастало. Я огляделась, но никого не увидела.

– Люси? Ты меня слышишь?

Я медленно отняла телефон от уха, вгляделась в призрачный сумрак. Никого. Только я и моя тень в лунном свете.

И Чужой.

Теперь я уже не понимала, следят ли за мной или это я сама слежу. Во мне все так перепуталось, что я уже не удивлялась. Я хотела убежать, но знала, что это ничего не изменит. Потому что он был связан со мной так же прочно, как эта тень.

Кто ты? – спросила я.

У меня нет имени, ответил он. Имя никому не нужно.

– Люси! Алло!

Откажись от своего имени, сказал он. И переходи на мою сторону.

Эта мысль манила. Не иметь имени – значит не иметь никаких обязательств. Не надо ни от чего убегать и не надо никуда идти. Умереть для мира, то есть стать совершенно свободной.

Тут я поняла, что Чужой вовсе не чужой, напротив. Это мой лучший друг, мой тайный соратник. Он был рядом, когда я еще не научилась говорить «я». На самом деле вовсе не мои блуждания по «ИКЕА» причина того, что я отдалилась от мира, нет – я всегда была чужой этому миру. Только никто не должен был знать об этом. Мир дал мне имя, дом и любовь, а потому желал видеть во мне то, что хотел видеть. Я носила сияющую улыбку и блестящую корону – Lucy in the sky with diamonds. Папина дочка. Идеальная мать. Лучшая в Берлине преподаватель йоги. Когда я упала на асфальт на парковке «ИКЕА» и покинула свое тело, я вовсе не перешла в состоянии самадхи, я просто устала быть Люси.

* * *

Скорчившись, я просидела под деревом, пока не взошло солнце. Когда лагерь начал просыпаться, я вернулась в комнату и забралась под одеяло. Я была так благодарна за свет. Я наконец могла уснуть.

* * *

Проснулась я лишь к полудню, когда наступила жара. Голова была пустой и тяжелой. Я не сразу поняла, что нахожусь не в Берлине, а в параллельном мире. В душе не было горячей воды, в столовой кончился кофе. Любители йоги тоже куда-то испарились.

– Куда все подевались? – спросила я у подростков, мывших полы.

– Сплавляются по Гангу. Это весело.

Лужи воды на плитке. Запах мыла. Мимо застенчиво прошмыгнули две горничные со стопками свежего постельного белья. Пустые коридоры, только стук ведер.

Во дворе стояли горшки с краской-порошком. Гирлянда из лампочек качалась на ветру. Два монаха сооружали пирамиду из сухих веток и коровьих лепешек. Только теперь я сообразила, что происходит, – сегодня же холи, праздник весны в полнолуние. Праздник света и красок.

Я отправилась в город раздобыть что-нибудь поесть. На берегу реки устанавливали динамики и складывали костры. Повсюду атмосфера радостного ожидания. Все хлопотали, прихорашивались, и всем было безразлично, здесь я или нет. Упади я сейчас мертвой, никого бы это не заинтересовало. Возможно, именно этого искала Коринна. Быть чужой и свободной. Возможно, она вовсе и не больна, а просто сыта по горло быть той, за кого ее принимают другие. Там, где тебя никто не знает, ты можешь быть кем угодно.

* * *

Вечером в ашраме стало шумно. Толпа хлынула обратно, все поголовно были в спортивной одежде.

«Потрясающий опыт, но мы так промокли, этот речной гид сумасшедший!»

– Лоу был с вами? – спросила я Рики.

– Нет.

– Может, он уже там.

– Где?

Никто не слышал о вечеринке в честь праздника полнолуния на том берегу реки. То ли вечеринка и впрямь была секретной, то ли мы неправильно поняли японок.

– Но сегодня ведь полнолуние, так?

– С тобой все хорошо? – осторожно поинтересовалась Рики.

– Нет.

– Тебе нужна помощь?

Я