Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

в своей невиновности, тем самым избежав ареста. Тогда Мария скептически отнеслась к этим разговорам, поскольку Екатерина выглядела, как всегда, жизнерадостной, а король по-прежнему не мог на нее надышаться. Невозможно, чтобы Екатерина была еретичкой. Мария не желала этому верить. Тем не менее во время собраний в покоях королевы высказывались мнения, вызывавшие подозрения, что в окружении Екатерины есть носители подрывных идей. Но Екатерина? Нет. Она не стала бы их одобрять.

Дамы ждали в саду появления Шапюи. Его вкатил на кресле новый посол, который представился как Франсуа ван дер Делфт. Он показался Марии учтивым и приветливым. Екатерина протянула обоим руку для поцелуя.

– Милорд посол, я опечалена тем, что вы нас покидаете, – обратилась она к Шапюи. – Его величество говорил мне, что вы всегда хорошо выполняли свои обязанности. Насколько мне известно, он вам доверяет и вы ему нравитесь. Однако я не сомневаюсь, что за морем ваше здоровье улучшится и там вы сможете сделать больше для укрепления дружбы между Англией и Римской империей, чему вы всемерно способствовали.

– Вы слишком добры ко мне, мадам, – ответил Шапюи.

Екатерина взяла Марию за руку:

– А теперь вы должны попрощаться с миледи Марией. Ведь вы столько лет были ее другом.

Повернувшись к Марии, послы передали ей наилучшие пожелания от императора, и она ответила положенными любезностями. Все это было ужасно формально! Мария не ожидала присутствия нового посла. Она надеялась, что прощание будет более интимным. Что оказалось невозможным. Аудиенция подошла к концу. Когда Шапюи попрощался, склонившись над ее рукой, Мария с трудом подавила желание обнять посла, а когда он поднял голову, увидела, что взор его затуманен слезами. Она смотрела, как Шапюи увозят на коляске прочь из ее жизни, чувствуя себя больной и опустошенной.

* * *

Мария искала утешения в вере, которая становилась для нее все более важной. В привычных, любимых церковных обрядах она обретала безопасную стабильность счастливого детства. Она поймала себя на том, что все сильнее переживает из-за распространения ереси. Протестантизм действительно становился реальной угрозой. Он ставил под удар освященную временем концепцию мирового порядка, весь христианский мир, который стремительно низвергался. Подобные ереси следовало безжалостно истреблять и искоренять.

Одним осенним днем, когда грусть камнем лежала у Марии на сердце, к ней подошла Екатерина:

– Мария, вы должны это прочесть. – Она протянула девушке письмо, написанное рукой Эдуарда.

Мария читала послание принца и не верила своим глазам. Эдуард действительно просил мачеху напомнить Марии, что единственной настоящей любовью женщины является любовь к Господу нашему Иисусу Христу и что она разрушает собственную репутацию своей печально известной склонностью к танцам, а также к тому, что брат называл фривольными развлечениями. По мнению принца, ей следовало избегать иностранных танцев и прочих увеселений, так как подобные вещи не пристали принцессе и истинной христианке.

– Он считает себя вправе указывать мне, как себя вести?! – воскликнула Мария, уязвленная до глубины души, ибо до настоящего момента она была для Эдуарда моральным авторитетом. – Ему только восемь, и он ничего не знает о мире! А мне почти тридцать. И откуда он набрался всей этой галиматьи?

Екатерина покачала головой:

– Понятия не имею.

Но Мария прекрасно знала откуда.

– Это дело рук его наставников-реформистов. Они вкладывают ему в голову подобные идеи. Одному Богу известно, чему еще они учат принца! – Мария была вне себя от ярости.

– Он просто ребенок, который знает о своем великом предназначении, а потому ставит себя выше других, – объяснила Екатерина.

Что было правдой. Эдуарда буквально с колыбели учили равняться на его августейшего отца. И теперь сын во всем подражал королю, начиная с величественной позы, с рукой на бедре и отставленной вбок ногой. Принц даже перенял мрачный взгляд отца на жизнь!

– Думаю, мне не следует его осуждать, – сказала Мария. – Он еще слишком мал.

Тем не менее письмо брата ее весьма опечалило и даже заставило почувствовать себя униженной.

– Вы не должны позволять ему вас расстраивать, – посоветовала Екатерина.

Однако Мария расстроилась. Ей казалось, она теряет брата, которого любила, как собственное дитя.

Глава 18

1546 год

Год выдался трудным, учитывая ухудшающееся здоровье отца и растущую озабоченность Марии тем, чему наставники учили Эдуарда. Осенью болезнь снова приковала короля к постели, и Екатерина была сама не своя от волнения. Она отправила Эдуарда в Эшридж, оставив Марию и Елизавету при дворе. Она не говорила им, насколько серьезна болезнь отца, однако Мария догадывалась, что дела совсем плохи. Она постоянно думала о своем девятилетнем брате, пребывавшем в счастливом неведении, что тяжкое бремя королевской власти скоро ляжет на его худенькие плечи, и ей оставалось только лить слезы. А еще она плакала из-за отца, отлично понимая, как тяжело придется ей после его ухода в мир иной.

Однако кризис миновал, и вскоре отец объявил о намерении совершить небольшую поездку по стране. По причине слабого здоровья суверена королевский двор совершал короткие переходы с длинными остановками по Суррею в сторону Гринвича, где все должны были встретить Рождество. Когда Мария смотрела на отца, у нее невольно возникал вопрос: доведется ли ему встретить еще одно Рождество?

– Он стал настолько слабым, что, боюсь, уже не переживет нового приступа, – призналась она королевскому капеллану доктору Ридли, с которым столкнулась в дверях, покидая королевскую опочивальню. – Я не хочу его потерять! – Мария едва сдерживала слезы.

К удивлению Марии, капеллан погладил ее по руке:

– Дочь моя, не стоит так убиваться. – У капеллана были добрые глаза. – Его величество в руках Господа. Вы не должны волноваться. Благословляю вас.

Слова доктора Ридли успокоили Марию и придали ей сил.

* * *

И вот, когда они уже были в Гринвиче, в вечер накануне сочельника Екатерина вызвала к себе падчерицу. Королева, определенно пребывавшая в расстроенных чувствах, мерила шагами свои личные покои и ломала руки.

– Король завтра отбывает в Уайтхолл, – сообщила она. – Он хочет, чтобы мы с вами, а также придворные остались здесь. Доступ в Уайтхолл будет закрыт для всех, кроме членов Тайного совета и нескольких приближенных. Король объясняет это необходимостью целиком и полностью сосредоточиться на деле Говардов.

Марию, как и остальных, потрясли недавние аресты герцога Норфолка и его сына, графа Суррея. Последние дни эти имена были у всех на устах. Утверждали, будто Суррей замышлял захватить трон, а Норфолк его подстрекал, что являлось государственной изменой.

– Мне хотелось бы, чтобы его милость был здесь, – продолжала Екатерина. – Ему будет очень тоскливо проводить Рождество вдали от двора… и от нас. Однако он утверждает, что нуждается