Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

Раза три Илья Васильевич побывал за границей, где получал новые суда для Енисея и Оби. Граня к тому времени закончила вечернюю школу для взрослых. Глядя на них, многим хотелось иметь такую же дружную семью. Ни разу, ни единого раза Граня не слышала попрека от Ильи Васильевича за ее прошлую жизнь. Как будто и в самом деле это было только кошмарным сном. Он ее звал: «Моя девочка». Сперва стеснялась, но потом привыкла и поверила, что она и в самом деле еще девочка.

– Погоди, мы еще дотянем до социализма!..

И Граня ждала, когда же, наконец, настанет такая жизнь, которую назовут социализмом.

Между тем Илья Васильевич был в некотором роде человек со странностями, и никто, кроме Грани, не знал, что же из себя представляет молчаливый механик. На собраниях он почти никогда не выступал, держался как бы в стороне. Одним он казался нелюдимым, другим – себе на уме, третьим – черствым и суровым. «А, Илья Васильевич!» – обычно встречали его знакомые и товарищи, на что он отвечал скупым кивком головы: праздных разговоров терпеть не мог.

Дизели он изучил в совершенстве. Значительно глубже, чем самого себя. То считал себя твердым, принципиальным, знающим; то называл себя тряпкой, тупицей и эгоистом. Одно время ему думалось, что он достиг потолка и ему не к чему стремиться. Но вот на Енисее появился теплоход в тысячу шестьсот лошадиных сил. 1600! Легко ли сказать? А он когда-то плавал на пароходах в 160 лошадиных сил! И вдруг в десять раз сильнее паровика. Это же громадища!

«М-да, силища по Енисею. Красота, достоинство!»

Это была высшая похвала судостроителям, создавшим громадину. Но когда к Илье Васильевичу подошел первый помощник и начал хвалить громадину, Илья Васильевич, насупившись, пробурчал себе под нос:

– Теплоход, как все – обыкновенный!

– Ну нет! Это же, черт дери, гигант!

– Вот именно, черт дери, и больше ничего.

Таков был Илья Васильевич. Свои подлинные радости он обычно прятал глубоко, никому не показывая, будто стыдился их. И наоборот, свои неудовольствия, мизерные огорчения вытаскивал на свет, как бы говоря: «Глядите, какая вышла со мной оказия!»

Недели не прошло после встречи с речной громадиной, как Илью Васильевича вызвали в управление пароходства. И каково же было его удивление, когда ему сказали, что он назначается механиком на теплоход-гигант. Внутри Ильи Васильевича бушевал вулкан, кипела и пенилась радость – наконец-то он испытает себя на речном гиганте! И гигант будет послушен его воле, как малый ребенок.

– Принимаете, Илья Васильевич?

Илья Васильевич ответил не сразу. Он стоял перед начальником Енисейского пароходства – огромный, большеголовый, плечистый, точь-в-точь сам дед Савватей Митрофанович, и, глядя в окно на Енисей, думал о речном гиганте.

– Так как же, принимаете?

– Другого никого не нашли?

– Вы у нас лучший механик-дизелист.

– Самоучка.

Начальник напомнил, что у Ильи Васильевича не было ни одной аварии, что он получил столько-то грамот и премий за безаварийную работу дизелей, за экономию горючего и смазочного материала и что если бы все были такие механики, как он «самоучка», тогда бы пароходство было лучшим во всем Советском Союзе.

– Согласны?

– Посмотреть надо.

Три дня Илья Васильевич выстукивал и выслушивал дизели, проверял их под нагрузкой с той же тщательностью, как врач выслушивает тяжелобольного человека. Дизели были новыми, еще не утратившими глянец заводской краски.

В том же кабинете начальника пароходства Илья Васильевич подробно рассказал, что из себя представляют машины нового теплохода и как себя ведет теплоход под разными нагрузками, какая у него маневренность.

– Значит, принимаете?

– Согласен. – И больше ни слова. С тем и покинул кабинет.

– Бирюк. Настоящий бирюк, – заметил ему вслед главный инженер. – Какое-то бесчувственное создание.

– Ну нет! – возразил начальник пароходства. – Илью Васильевича понимать надо. За теплоход-гигант можем быть спокойны – попал в надежные руки.

Тем временем «бесчувственное создание», выпечатывая мокрую землю резиновыми подошвами штиблет, летел к себе домой на парусах радости. Он любил свой домик на самом высоком берегу Енисея, из окон которого всегда видел затон и все, что творилось в затоне: какие пароходы и теплоходы ставали на ремонт, какие уходили и кто первым начинал навигацию.

Как только показалась голубенькая оградка дома, парус радости немедленно был убран. Немножко остыв, Илья Васильевич прошел в свою ограду, где его встретила Граня. По его особенному виду Граня догадалась, что у мужа большая радость. Наверное, получил премию или грамоту. Ждала, что вот-вот Илья Васильевич выложит свою радость на стол, коротко кинув: «Сунь в сундук».

Но он ничего не сказал. Умылся, снял костюм и новые штиблеты, натянул на себя шаровары, вышел поработать в огороде. Граня кинулась по карманам – пусто.

– Должна же быть грамота! – бормотала Граня. – Уж я-то его вот как знаю. По лицу вижу, что у него есть и премия, и грамота. Куда он только спрятал?

Предчувствуя великую радость. Граня собрала на стол «капитанский обед» – поставила в бутылке коньяк трех звездочек, открыла баночку зернистой икры, обед подала в сервизных тарелках, какие вынимала из буфета по большим праздникам – в Октябрьские и на Первое мая.

– Смотри ты! – удивился Илья Васильевич. – Позволь узнать, девочка, в честь чего «капитанский обед»?

– За лето раз бываешь дома и спрашиваешь.

– Чудеса! Как я помню, вчера «капитанского обеда» не было?

– То вчера, то сегодня. Вижу вот, ваш теплоход все еще стоит на ремонте дизелей. Может, после «капитанского обеда» скорее закончишь ремонт.

– Што-о? – вытаращил глаза Илья Васильевич. – На ремонте дизелей? В середине навигации? Тогда бы меня гнать надо в три шеи с должности механика! Дизели мои, Граня, всегда в полном порядке.

– Сам же говорил – прободение.

– В дизелях «прободение»? Вот это здорово! В корпусе, голубушка, прободение. Сам капитан напоролся на камень.

И, кивнув на стол:

– Значит, «капитанский обед» в честь «прободения»?

– Ах, отстань, пожалуйста! Будто я не вижу по твоей хитрой физиономии, что ты притащил грамоту в кармане или премию.

– Аля-ля-ля-ля! Вот до чего дожил. Милой девочке начинают сниться денежные сны. Ай-я-яй! Надо бы тебе, Граня, пойти к невропатологу. Я лично ничем не могу помочь. Грамоты еще не заслужил. Ты что же думаешь, грамоты падают, как листья с осины? Ну, ну, не сердись. За «капитанский обед» спасибо скажу. Есть такая причина.

– Какая же?

– Назначен механиком на гигант. Видела его?

– Ой ли?

– Вот тебе и «ой ли»!

Так они и жили – в счастье и любви, хорошие обыкновенные люди.

Может, они прожили бы всю жизнь в таком вот человеческом счастье, без взлетов