Том 1 - Григорий Анисимович Федосеев

Когда солнце достигло зенита, мы уже поднимались по крутому откосу на верх Мраморного хребта. Все чаще нам стали попадаться россыпи, украшенные темными лишайниками, да скалы. Шли тихо, рассчитывая где-нибудь на солнцепеке увидеть изюбра. Любят эти звери весною жить в залесенных скалах. Днем они обычно нежатся на солнце, примостившись на верху обрыва, откуда всегда открывается широкая панорама гор. Часами они лежат неподвижно, но чуть что подозрительное — звери исчезают. Вечером же и утром изюбры пасутся, лазают по карнизам, по расщелинам и открытым увалам.

Поведение Черни подсказывало нам, что где-то близко есть звери. Он часто останавливался и, натягивая поводок, тянул носом воздух, обнюхивал кусты, камни. В одном месте, переходя разложину, Прокопий вдруг остановился и, показывая на перевернутый камень, сказал:

— Утром медведь ходил, изюбрей тут не будет.

И действительно, мы нигде не видели их свежих следов. Но, поднявшись выше, нам все чаще попадались перевернутые колоды, взбитый мох, а в одном месте мы увидели и отпечатки лапок медвежат. На этом залесенном склоне жила медведица с малышами, и изюбры не замедлили покинуть его.

Чем выше мы поднимались, тем положе становился отрог. Мраморные горы имеют тупые или сглаженные вершины. Они усеяны россыпями и украшены сложным рисунком из ягеля, моха, рододендронов и пятен снега. С этих гор открывается широкий горизонт на окружающие хребты, которыми мы не раз уже любовались с Чебулака, Надпорожного. Многие гольцы нам были хорошо знакомы и служили ориентирами в экскурсиях.

Выбравшись на одну из южных вершин, я сейчас же принялся делать зарисовки, а Прокопий, усевшись рядом, молча наслаждался горной панорамой. Нам нужно было с Мраморных гор взглянуть на рельеф Пезинского белогорья, изучить его и наметить на нем наивысшую точку для геодезического пункта. Попутно мы осмотрели и проход по Кизыру.

Выше третьего порога Кизырская долина заметно расширяется. Река, прижимаясь к правобережным отрогам, образует неширокую полоску равнины, ограниченной с юга хребтом Крыжина. Мы должны были воспользоваться этой равниной, чтобы с караваном продвинуться по ней до крутых склонов Фигуристых белков.

Когда я окончил работу, мы спустились к кромке леса и там заночевали. Пока я устраивал постель, Прокопий вскипятил чай, отварил кусок тайменя.

— Ты чего шаришься? — крикнул Прокопий на Черню, который никак не мог подыскать себе место. Вначале собака улеглась на камнях, но через полчаса пришла к огню и примостилась между нашими постелями. Не прошло и десяти минут, как Черня снова встал, походил вокруг костра и стал рыть лежбище в корнях под соседним кедром. Что-то тревожило его. Я встал и посмотрел на небо. Черные свинцовые тучи спустились над восточными хребтами. Словно из бездны, глухо доносились предупредительные удары грома. Мы не спали. Умное животное, свернувшись в клубок, тревожно следило за окружающим. Вдруг пронесся ураган ветра. Застонал лес, склонили до земли тупые вершины кедры. Непроницаемой стеной надвинулась темнота.

Еще минута, и над нами блеснула молния, раздались чудовищные удары грома. Будто вздрогнул голец. Черня вскочил и стал испуганно оглядываться.

— Гроза… — сказал Прокопий, не отрывая взгляда от костра.

Буря усиливалась, не гасла молния, удар за ударом катились разряды. Волной хлестнул ливень, костер погас, и мы, схватив рюкзаки, бросилась вниз. Хорошо, что молния освещала нам путь.

Жутко бывает ночью в горах, когда над головой бушует гроза и огненной чертой молния прорезает свод черного неба. Вы беспомощны что-либо противопоставить этой ужасной стихии. Но в этот раз, видимо, только мы одни оказались застигнутыми врасплох непогодой, а звери и птицы — еще с вечера укрылись в надежных местах.

Сбежав вниз, мы неожиданно оказались возле обрыва. Спускаться дальше было опасно. Пришлось искать защиты под кедром, и мы прижались к стволу. Вдруг сквозь шум снизу донесся странный звук — не то рычание, не то какая-то возня.

— Слышал? — спросил, толкнув меня локтем, Прокопий и стал на ощупь искать ружье.

Снизу все яснее доносился рев. Я схватил штуцер, и мы еще долго стояли, не в силах разгадать, что же происходило под обрывом.

Наконец буря пронеслась, стихла гроза, но из-за хребта еще долго доносились отголоски затихающих разрядов. Притихла и возня зверей. Нужно было немедленно развести костер, чтобы отогреться. Но как это сделать, когда все кругом мокрое. Мы надели рюкзаки и пошли по косогору в поисках сушника. Но нам попалось дупляное дерево. Пришлось срубить его, достать из средины трухи и развести костер. Скоро пришел и Черня, весь мокрый и продрогший.

— Кто же мог драться ночью? — спросил я Прокопия.

Тот повел плечами.

— Чаю попьем и спустимся под обрыв, узнаем, — ответил он.

Если бы мы не относились ко всем явлениям с любознательностью и если бы не стремились разгадать непонятное в природе, в поведении зверей, птиц, наше путешествие было бы слишком скучным, а наши дневники неинтересны. У геодезистов, географов, топографов, геологов, ботаников, зоологов должна со школьной скамьи воспитываться любовь к природе и стремление к познанию ее. Эта любовь поможет им сделать путешествие увлекательным, она сгладит трудности, с которыми им всегда приходится сталкиваться, работая в горах, тайге или тундре.

Под обрывом, куда мы спустились, мы нашли не смытую дождем кровь, поломанный лес да глубоко вдавленные отпечатки лап. Это было неоспоримым доказательством схватки медведей.

— Почему они дрались? — спросил я Прокопия.

— Понять не могу, что тут было. Если они не поделили добычу, то где она? — рассуждал Прокопий.

Но вот его взгляд остановился на кедре, у которого была сломана вершинка, и улыбка расплылась по обветренному лицу.

— Все понятно, — сказал он, рассматривая слом дерева. Затем, обращаясь ко мне, он рукою показал на маленький след медвежонка, очень похожий на тот, что видели мы вчера, поднимаясь на голец.

Я стал внимательно присматриваться к следу, сломанному кедру и валявшимся всюду вывернутым корням, которые были немыми свидетелями, но по ним я ничего не прочел.

— Вершина-то эта не сломана, посмотри, — говорил Прокопий, — ее медведь отгрыз, медвежонка добывал. У этих малышей плохая привычка, чуть что, какая опасность, сейчас же — на дерево! А это и нужно медведю, ведь он большой любитель полакомиться медвежонком!

— Неужели медведь ест медвежат? — спросил я, удивленный его словами.

— Только попадись на глаза ему, ни за что не расстанется!

— Так, значит, он съел его?

— Наверное, ведь зачем было медведице затевать с ним такую драку, видишь, что наделали?! — И Прокопий посмотрел вокруг себя.

Только теперь я мог представить себе эту ужасную схватку медведицы,