Богова делянка - Луис Бромфилд

отдаленные уголки Округа, где, по сведениям отца Джонни, продавали скот. Подобного рода экспедиции всегда были для Джонни хорошим поводом пропустить школу, потому что в случае состоявшейся сделки кто-то должен же был помогать Джеймсу Уиллингдону перегонять скот. Они всегда брали с собой собак, и, когда Джонни достаточно подрос, чтобы разделять с отцом труд, он по очереди то правил лошадьми, то брел сзади, подгоняя тощих коровенок. В любую погоду выбирались они на дальние фермы и скотопригонные дворы, постоянно открывая чудесные уголки и долины, где прежде не случалось бывать даже во время предвыборных кампаний. Так они повидали свой край по весне, когда ручьи становятся бурными потоками и скунсова капустка прелестнейшего и нежнейшего из всех оттенков зеленого начинает пробиваться из-под земли, и зимой, когда ветер завывает в занесенных снегом полях, и летом, когда гроздья дикого винограда, свисающие по сторонам узкой тропы, припудрены желтой пылью Среднего Запада и сам воздух пропитан пьянящим, чувственным ароматом пыльцы, плывущей над бескрайными полями нагретой солнцем зеленой кукурузы, а коровы, с трудом переводящие дух в жаркие, влажные дни, столь благотворные для кукурузы, издалека почуяв воду, с громким мычанием бегут к реке, чтобы плюхнуться в ее прохладные струи. Но в этом Округе, как и во всех обильных краях, лучшим временем года была осень. Деревья тогда наряжались в багряный, пурпурный и желтый убор, кукуруза стояла убранная в копны, тыквы на полях превращались в золотые шары, а во фруктовых садах начинали падать с деревьев крупные красные яблоки. И утра тогда бывали голубыми и хрусткими от заморозков, а к полудню становилось жарко, как летом. Но и у зимы была своя прелесть: зимой было значительно приятней идти за скотиной по снегу, чем сидеть в двуколке и чувствовать, как потихоньку ползет вверх по ногам холод из соломы, прикрытой вытертой буйволовой полстью. Иногда начинал валить снег и поднимался ветер, а один раз они угодили в такую метель, что им пришлось два дня пережидать на ферме у какого-то приятеля Джеймса Уиллингдона. Зимой деревенские постоялые дворы и фермерские дома казались вдвое уютней и желанней, потому что там можно было укрыться от пронизывающего холода, а тяжелая, жирная пища и горячий кофе приобретали особенный вкус. Пища не шла ни в какое сравнение с тем, что Джонни ел дома регулярно три раза в день, но зато она была приправлена солью приключений и пряностями непривычной жизни.

Грандиозная авантюра с коровами длилась всего года два-три, пока не стало очевидным, что поля на заброшенных фермах настолько истощены, что на них не нагулять жира даже наполовину одичавшим коровенкам. Предприятие свернулось вдруг, и, как всегда, отец Джонни денег на нем не нажил.

По воскресным и праздничным дням на какую-нибудь из этих затерянных ферм выезжала пикником вся семья. Все вставали с рассветом и рассаживались в семейном тарантасе, запряженном парой выхоженных лошадок, туда же ставили сытнейший обед, еще накануне приготовленный матерью Джонни. Иногда за ними увязывалось несколько соседских мальчишек; если можно было потесниться, те залезали в тарантас, а нет, так следовали сзади на велосипедах. Когда Джонни с братом подросли, им тоже стали разрешать добираться до места на велосипедах, а рядом бежали, заливаясь лаем, собаки, то и дело нырявшие в кусты за удирающими зайцами или бурундуками. Ездили во всех направлениях — северном, южном, восточном и западном, — по пыльным дорогам, обсаженным вязами, кленами и акацией, мимо насквозь отсыревших мельниц, где папоротники и желтые лилии сбегают к самой воде; там тарантас останавливали, чтобы под замшелыми ивами напиться горстями воды из заботливо поставленной кем-то колоды.

Когда они наконец приезжали на какую-нибудь брошенную хозяином ферму, отец Джонни старался как можно ближе подогнать лошадей по заросшей тропе к когда-то расчищенному участку. Затем все слезали, лошадей распрягали и пускали пастись на чахлую траву. День начинался с поверхностного осмотра вырубки, пастбищ и болотистых берегов речки, где приходилось прыгать с кочки на кочку с риском провалиться по пояс в вязкую черную тину. Мальчишки били змей и отыскивали заячьи выводки, а иногда собакам удавалось загнать в угол отбрехивающегося сурка. Если было тепло, дети бежали купаться на пруд, где ушастые окуни и кижучи рассыпались в разные стороны, стоило кому-нибудь нырнуть.

Утро у детей было отведено забавам, а день — труду, который, собственно говоря, тоже был забавой. В полдень они возвращались на расчищенный участок, где у Джеймса Уиллингдона уже пылали два огромных костра, в которые он подкидывал подросль, нарезанную за неделю работником.

Все, что полагалось приготовить к обеду, — кофе, иногда кусок мяса и молодая кукуруза, только что набранная в огороде, — уже готовилось на отдельном костерке, разложенном специально для матери Джонни. Предание огню подросли носил характер ритуала, без которого немыслим был ни один пикник. Было что-то радостно возбуждающее в созерцании языков пламени, взлетающих в воздух футов на двадцать. А иногда огонь выходил из повиновения и разбегался по сухой траве и листьям, и тогда начинался бой, в котором, вооружившись пучками веток, ведрами с водой и мокрыми одеялами, принимали участие все, чтобы в конце концов выйти из него победителями, торжествующими, счастливыми и возбужденными, мокрыми и перепачканными сажей с ног до головы. Поспевал обед, все рассаживались под дикой вишней или кустами боярышника, ели за обе щеки и пили громадными глотками холодную ключевую воду, принесенную из родника, бившего из подножия горы, и, когда наконец все было съедено и выпито, старшие члены экспедиции укладывались вздремнуть в густой тени, пока не спадет жара. И вот тут, в самый разгар жары, вы начинали носом чуять и деревья, и папоротники, и грибы. Чудесный аромат, к которому примешивались запахи дикой вишни и клена, болотной мяты и фенхеля, поганок и цветущей бузины. Над головой в горячем мареве плясала мошкара, серебрившаяся в зеленоватом, словно подводном освещении густого леса.

Отвлечь от сожжения подросли могла только рыбная ловля, если поблизости оказывалась речка, богатая рыбой; в таких случаях часть дня, а то и весь, можно было бродить по берегу, следуя от омута к омуту, закидывая крючок в прозрачную чистую воду. И на обед тогда подавалась луна-рыба и ушастые окуни, зажаренные на сковородке прямо на костре. Они были необычайно вкусны, поскольку всякий хороший повар знает, что пища, приготовленная на костре, имеет совершенно особенный вкус. Есть что-то чудесное и своеобразное и в попахивающих дымком бифштексах, и рыбе, и кофе, и кукурузе, а тут еще к запаху горящего дерева примешивался запах горячего солнца и свежего воздуха и ни с